Царство красоты

Мне двадцать шесть лет, и я глубоко и безнадёжно, отчаянно и до конца своих дней люблю свою сводную сестру. Ту самую, которую однажды изнасиловал… Люблю всем сердцем, люблю до стонущей боли в груди, в каждой моей живой клетке. Люблю не как сестру, не как часть семьи, не как человека всегда готового прийти мне на помощь, даже невзирая на мои чудовищные проступки. Я люблю её как женщину, единственную на всей Земле, предназначенную для меня, потому что с восемнадцати лет, с момента нашей самой первой встречи, вижу сны, и в них всегда одно и то же…

Она живёт в Нью-Йорке со своим бойфрендом, но по закону США они юридически уже давно рассматриваются как супруги, имея общее имущество. Она привязана к нему намертво, так крепко, что не отвязать, но главное — считает его своим человеком. И это последнее — самое главное моё разочарование в жизни. У меня были тысячи шансов, и я не то, что не воспользовался ими, я их грубо пинал ногами. Все до единого…

В конце августа я встречаю мать в аэропорту, мы ужинаем в ресторане и не успеваем доехать до моей новой квартиры, как я вдруг получаю звонок от человека, который звонит мне крайне редко, и каждый раз моё сердце замирает:

— Привет, Эштон! Как дела, как настроение? — это Софи.

Моя Софи.

— Всё хорошо, живу, работаю. Всё как обычно. Ты как? — я не в состоянии удержать идиотски счастливую улыбку на своих губах.

— А я в Сиэтле! — радостно сообщает. — И родители тоже! С Амаэлем! Они вернулись, Эш, и мы с Антошей, наверное, тоже. Не могу я в Нью-Йорке, и он, кажется, это понял.

С Антошей…

— Неужели… — я не знаю, мне радоваться, плакать или смеяться.

— Лурдес организовала ресторан на завтрашний вечер, я знаю, что у тебя могли быть планы, но вся семья соберётся впервые за последний год. Ты обязательно должен найти возможность быть с нами!

— Софи… — выдыхаю. — Я не смогу.

— Почему?! — она искренне удивлена и даже возмущена. — Неужели твоя девушка такая строптивая? Приходи с ней! Или… у вас «не те» отношения?

Я не знаю, отчего мне так больно, оттого, что не смогу пойти на семейную встречу, или потому что Софи с такой лёгкостью говорит о моей несуществующей девушке…

Ей действительно уже давно всё равно, с кем я встречаюсь, потому что… она больше не видит во мне мужчину. И винить в этом некого кроме себя самого.

— Софи, моя мама приехала ко мне. Я буду с ней в этот вечер.

— Амбр?! Погоди секунду…

Софи закрывает ладонью трубку, но я всё равно слышу её глухой голос: «Мам, Амбр приехала, она сейчас гостит у Эштона. Он говорит, что завтра будет с ней и не сможет прийти. Пусть приходят вместе?».

Но ответ я получаю от царицы:

— Эштон, привет. Как ты?

— Хорошо… — и моя челюсть почти отпадает.

— Приходи завтра с мамой в ресторан Канлис, это в Восточной Анне, на Аврора авеню. Отличный ужин с панорамным видом на город и залив, там красиво, маме понравится.

— Хорошо…

Я управляю компанией, общая численность работников которой давно перевалила за 10000 человек, но когда со мной говорит эта женщина, чувствую себя парализованным.

— Мам, нас пригласили завтра на семейный ужин. И я, кажется, уже согласился…

— Ну, раз согласился, значит пойдём! — воодушевляется моя мать.

Не думаю, что она ждала все эти годы признания с их стороны, но так сложились обстоятельства на этот раз… что они вынуждены были принять и её на свой закрытый ужин, где, как всегда, будет полно охраны.

Моя мать изменилась. В последний раз я видел её полгода назад: она была обычной моей мамой, какую я знал всю свою жизнь. Но погостить ко мне приехала красивая ухоженная женщина. Кажется, моя мать впервые в жизни покрасила волосы, и эта простая манипуляция с внешностью сделала её моложе лет на пятнадцать… В аэропорту я даже не узнал её — шикарная дама в очках и белом костюме от Chanel, с прямыми, сияющими дорогим уходом локонами — эта дива не могла быть моей матерью…

Оказалось, могла.

— Мам, ты стала… очень красивой. Что изменилось?

— Всё изменилось, — отвечает уверенным голосом.

И у меня от этой её уверенности нехорошее предчувствие…

Мы прибываем на место семейного ужина одними из последних — все уже в сборе, только отца и Валерии ещё нет.

— Поехали покупать Амаэлю бутылочку-непроливайку, потому что свою он утопил… в заливе! — хохочет Лурдес.

— Какой он? — спрашивает Габриель.

Я удивлён её видеть: похоже, сегодня не только я свою мать привёл, но и Аннабель тоже. Не знаю только, в курсе ли о такой подставе отец…

— Тааакой шебутной! Тааакой потешный! Всего годик, а уже немножко болтает! Ты представляешь? На русском только, правда, но инглишу мы его научим! — отвечает Аннабель.

И Габи поджимает губы. Женские разборки… это страшное дело.

Не завидую отцу. Его точно не поставили в известность о «бывших». Я в этом уверен, потому что уже давно и слишком хорошо знаю его «правила»: просил его помочь моей матери переехать ко мне поближе раз сто, наверное. И всегда получал «нет». Теперь понимаю почему.

Но всё это — шелуха для меня, потому что за столом, у самого панорамного окна впервые за последний год я могу любоваться… моей Софи…