Убеждать, что я самый обычный мужик, а не «кастрат в штанах», «бабская подстилка» или «лесбиян-мазохист», я уже устал. Единственным способом перестать что-либо доказывать было возведение своего амплуа в абсолют. С мыслью «хоть горшком зовите, только в печь не ставьте» я добился того, чтобы мой официальный позывной в космосе изменили на «Лучшую подружку». Вскоре такая надпись появилась на лацкане моего повседневного комбинезона, на нагрудной планке летного скафандра и на шлеме. Я завел одноименный блог в астранете, в котором проводил половину свободного времени (вторую половину – в тренажерном зале и на татами). Во время очередного отпуска сделал небольшую пластику лица: исправил перебитый еще в Академии нос, убрал пару ненужных шрамов, ну и еще кое-что заодно улучшил. Через год меня можно было снимать для героических баннеров и ростовых календарей. Я стал популярен в сети – красавец-космонавт, который понимает женскую душу лучше, чем мама и одноклассница, тоньше, чем психоаналитик и любящий муж. Число подписчиц перевалило за полмиллиона. Число тех, кому я сумел помочь персонально, измерялось сотнями. Число тех, кому помогло чтение моего блога, измерению не подлежит.
Между большим экраном и пультами есть небольшой зазор, пластиковая планка шириной сантиметров в пять. Обычно туда кидают карандаши и прочую мелочь, которая всегда должна быть под рукой диспетчера или дежурного. Еще некоторые ставят туда талисманы, сувениры и фотографии в рамках.
Сейчас между экраном и пультами стояла уполовиненная бутылочка с жидкостью для протирки сложной оптики. Токсичностью с ней могли бы посоперничать только реактивы из химической лаборатории, но Квентин Дорвард был не ареологом, а астрофизиком, ему оптические приборы и уход за ними куда более привычны. Наверное, поэтому он и выпил очиститель, а не какую-нибудь серную кислоту.
Не могу сказать, долго ли он умирал, мучительно ли. Но следов насилия я не обнаружил и здесь.
– Что ж ты… рыцарь… без стыда и совести…
На секунду мне показалось, что все это – розыгрыш, съемки на скрытую камеру. Потому что взаправду так быть не может! Сейчас со всех сторон выскочат актеры, ведущие и операторы, поздравят с участием в новом шоу «Как вы поведете себя, если обнаружите на марсианской станции кучу самоубийц», вручат мне приз и попросят рассказать на камеру о своих ощущениях. Как же мне захотелось поверить в это! Я бы даже убил их не сразу.
В самом-то деле! Я ведь не медик, я не обследовал найденные трупы. К последним двум я даже не прикасался. Вдруг это инсценировка? Пусть не шутка, пусть не розыгрыш, но тем не менее спектакль, который для чего-то понадобился обитателям станции. Возможно, чтобы заставить меня поскорее отсюда убраться или отвлечь меня от чего-то… еще более страшного?
Я подошел и со всей дури врезал скрючившемуся на полу диспетчерской Федорову ногой под ребра.
Нет, не инсценировка.
– Вы бы хоть записки предсмертные написали, сволочи!
Оставалось найти Лешу. Нет, не для того, чтобы он мне объяснил происходящее. Почему-то я был уверен, что парнишка тоже мертв. Просто негоже оставлять без внимания последний неучтенный труп. Мало ли где он в итоге объявится?
Внезапная рассудочность была плохим симптомом. Я, конечно, не психолог, но повидал всякое – спасибо вам, девочки. За фазой видимого спокойствия может последовать эмоциональный взрыв, проще говоря – истерика. Чужие истерики я не любил, так что вряд ли мне понравится своя собственная.
Ладно, Леша подождет, сейчас самое главное – связаться с Землей или с базами Военно-космических сил, запросить помощь. Я уселся в кресло перед пультом, отодвинул подальше бутылку с очистителем – и только теперь обнаружил в углу монитора отдельный экран в экране. Это была телеметрия с улепетывающего на восток марсохода. Система выводила данные о расстоянии и направлении движения аппарата, но поверх этих цифр мигали красные буквы: «Разгерметизация». Живых людей на борту не было.
Я призадумался. Нет, версия о том, что Леша убил своих коллег, замаскировал убийства под суицид, сбежал на марсоходе, отъехал на полсотни километров, а затем бросил машину и пешком отправился к соседней станции… Чтобы что, кстати? Если он хотел представить убийцей меня, он не стал бы заморачиваться с заметанием следов на АРОЭ-11. Тогда для чего он направляется на другую станцию? Просить политического убежища? Устроить там то же, что устроил здесь? Нет, эта версия никуда не годилась.
Юморной, доверчивый и наверняка романтичный Леша выбрал себе самую красивую смерть, если только смерть можно назвать красивой. Лишить себя жизни на поверхности другой планеты, будь то под звездами или на восходе, – ни фига это не романтично. Но он мог думать иначе.