Цель и средства. Лучшая фантастика – 2021

Легко говорить – поспите. Я бы обзавидовался тому, кто в подобных условиях, поднявшись с постели три часа назад и оказавшись не менее трех раз шокированным, улегся бы обратно дрыхнуть.

С этими невеселыми мыслями я снял наушники, выкрутил зуммер вызова на максимум и направился в жилое крыло, едва не споткнувшись о труп Федорова.

Не дошел. Сперва заглянул в столовую, чтобы перехватить чего-нибудь на завтрак, а затем, будто аварийная сирена, взвыл зуммер. Собирая локтями и коленями все углы, я ринулся обратно в диспетчерскую.

– Маркес? Это вы? Что стряслось?

– Ну вот и пересеклись наши дорожки, Подружка! – многообещающе раздалось в наушниках.

Я открыл было рот уточнить, с кем имею честь общаться, и вдруг, словно по наитию, брякнул не самое очевидное:

– Полковник?..

– О, твоими стараниями – до сих пор майор! Но мне льстит, что мой голос ты помнишь даже восемь лет спустя.

* * *

Честно говоря, я не помнил. Напрочь выкинул из головы тот эпизод своей жизни. Вернее, эпизод остался, а вот все подробности и обстоятельства я старательно вымарал, «сбросил в архив». Но, видимо, что-то в тембре и интонациях собеседника заставило их заново подгрузиться в оперативную память.

Первый год моей службы в ВКС. Ее звали Аглая, она была всего лишь на четыре года старше меня, и ей посчастливилось стать третьей женой нашего полкана. Первые две супруги исчезли своевременно и тихо: инициатором разводов тогда был сам полковник, а перечить ему не смел никто – ни вверенный контингент, ни доверившиеся женщины. Но Аглаей он в ту пору еще не насытился. Процесс насыщения полковника заключался отнюдь не только в лобзаниях. Молодая женщина пришла ко мне после очередной порции мужниных нравоучений с роскошным фингалом в пол-лица и висящей плетью рукой. В тот момент я не знал, кто она такая. Зато она знала, кто такой я: знакомые порекомендовали.

Я уже упоминал, что искренне надеялся скрыться в армии от определенных проблем, вызванных на гражданке моим статусом «жилетки», и явление еще одной страждущей в первую минуту вызвало жуткую досаду: тебя еще не хватало! Но Аглая была так растеряна и напугана, так нуждалась в защите и поддержке…

Я пропустил ее беду через себя. Ощутил ее бессилие. Утонул в ее страхе. Возненавидел полковника так же сильно, как она. Однако у меня было несколько неоспоримых преимуществ: я был мужчиной, я зависел от полковника куда меньше, чем его молодая жена, и я уже научился стоять за себя – даже против всего мира. И там, где товарки уговаривали Аглаю смириться и сохранить семью, я посоветовал драться – и сохранить себя.

Она подала в суд. Я выступил свидетелем. Полковник лишился места, звания и репутации. Его не посадили, нет, но после шумного бракоразводного процесса сослали в какую-то глушь.

И теперь я с содроганием осознал, в какую именно глушь.

* * *

– Судьба, Провидение, Божий промысел, вышняя справедливость… Теперь я точно знаю, что это не просто слова, – сыто мурлыкал в наушниках голос полковника. – Правда, я бы предпочел другие понятия. Расплата. Возмездие. Кара. Я восемь лет не понимал, как попал в эту клоаку, на эту гребаную орбиту – за что, ради чего?! И только когда Маркес нынче сообщил мне о преступлении, совершенном на станции, я понял: восемь лет ожидания – не такой уж большой срок, если в конце концов появится шанс воздать по заслугам.

Интересно, у кого в голове каша – у меня или у него? За что он собирается меня карать – за самоубийства ученых, что ли? Или за пережитый им позор и прочие невзгоды?

– Ну, если по заслугам – тогда, полагаю, мне нечего опасаться, – не своим голосом скрипнул я в ответ. – Бедняги ушли из жизни самостоятельно и добровольно…

– Неужели? – вкрадчиво прошелестел полковник. – Есть стопроцентные доказательства? Ай-ай-ай, значит, меня ввели в заблуждение! Ну, что ж, коли у тебя нерушимое алиби, коли имеются подтверждающие суицид видеозаписи, признания, документы и тому подобные мелочи – тебе действительно нечего опасаться. Но если… – Его голос окреп, в нем появился металлический оттенок. – Но если я обнаружу хоть один твой волосок на телах покойников, хоть один отпечаток твоего пальца там, где его быть не должно, хоть малейший повод для вашей взаимной неприязни… Ты ведь знаешь, что такое беспощадность, верно? О, ты прекрасно это знаешь, Подружка! Тогда, восемь лет назад, ты был бес-по-ща-ден. – Он будто бы смаковал это слово. – Пришла пора испытать это на себе. Я буду у тебя через восемь часов. Встречай дорогого гостя!

«Как – через восемь?! – захотелось вскричать мне. – Маркес говорил про двенадцать-четырнадцать!»

Глупее не придумаешь. И хотя я прекрасно понимал, что ни при чем, что никаких прямых доказательств против меня на всей станции не сыщется, что обвинить меня в массовых убийствах вообще без какого бы то ни было расследования не выйдет, появление разжалованного в майоры полковника хотелось бы отсрочить, насколько это возможно. Мало ли… С этого одержимого станется выстрелить в меня из чего-нибудь куда более опасного, чем шокер, якобы «при попытке к бегству».