Ценитель чайных церемоний

Уже подходя к дверям участка, я с удивлением обнаружил, что подход к зданию оказался перегорожен рогатками[48]. Это современная замена колючей проволоки, такие в это время повсеместно использовались.

Собственно, ничего удивительного в этом и не было бы… но от кого защищались полицейские? Неужто от лесных татей?

Участковый пристав Олейников оказался немолодым, болезненного вида, мужчиной. И принял гостей с явной неохотой. Да на вопросы отвечать совсем не спешил.

– И как давно они стали нападать на полицейские участки?

Олейников мнётся… нервничает.

Он бы с удовольствием меня послал по известному адресу, но…

«Подателю сего документа, капитану Пьеру Махони, в деле розыска и искоренения лесных разбойников и прочих лихих людей, никаких препятствий отнюдь не чинить и всяческую помощь оказывать по первому требованию».

Подпись – начальник распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия граф Лорис-Меликов.

Пошлёшь тут такого… кабы самому не загреметь по тому же адресу!

Кстати – любопытный момент!

В документе я поименован капитаном! Но… что-то я не помню документа о принятии меня на службу… хоть куда-нибудь! Сей документ мне Марков при последней встрече передал. И прямо сказал – мол, желательно им повсюду не размахивать! С умом применять надобно!

И вот сейчас, свою роль грозная бумага сыграла – пристав нехотя отвечает.

– Ну… они пока не нападали…

– А рогатки зачем?

– Я же должен защищать здание участка!

– А народ, вашему попечению вверенный, защищать не должны?

И понеслось…

Князь, сидя в сторонке, только языком восхищенно иногда цокает. Уж что-что – а допрос производить – это я тут кого угодно поучить могу! Столько лет практики… это вам не комар чихнул!

– Он так и будет тут сидеть дальше? – кивает на закрывшуюся за нами дверь Гареев.

– Снять я его не могу – прав таких не имею. Доложу по начальству… там пусть и думают…

Пристава элементарно запугали.

Явились к нему двое молодчиков и недвусмысленно намекнули – мол, семья твоя на прицеле давно. Вышлешь полицейских на помощь – прощайся с семьёй!

Он и не выслал.

Отгородился рогатками, да семью свою, опосля всего, сюда и перевёз. Чтобы, значит, были они на виду, да под охраной.

А на него глядя, и прочие полицейские чины свои семьи туда перетащили. И полицейский участок стал напоминать цыганский табор.

Вообще – вещь, насколько я помню, немыслимая! В полицию в те времена всё больше отставные солдаты шли, люди, пороха понюхавшие. И подобное поведение им было как-то вот несвойственно, от слова – совсем. Но, когда собственное начальство так поступает… это заразительно…

И вообще – странно и для этого времени, насколько я помню, немыслимо! Ну, не угрожали у нас тут т о г д а подобным образом полиции! Да и чиновникам тоже. Это же чисто англосаксонские штуки – шерифу верёвкой (или чем там ещё…) грозить!

Вот и возникают у меня в голове всякие там мысли…

– Да, вы присаживайтесь… – движением руки опускаю пристава на стул. – Никого тут нет, так что, разговор у нас с вами приватный… Не перед кем вставать не надобно.

Подхватив детей, его жена тихой мышью выскальзывает за дверь. Правильно – то, что тут сейчас прозвучит, совсем для её ушей не предназначено.

– Я понимаю всю свою вину…

– Не стоит! – успокаиваю взволнованного полицейского. – Я вам не начальство и не судья. Решат ваш вопрос будут другие люди – повыше меня. Но…

Он облизывает враз пересохшие губы.

– Но вы ещё можете сделать очень многое. Для того… чтобы облегчить вашу дальнейшую судьбу. И судьбу вашей семьи.

– Что от меня требуется?! – он аж с места привскочил…

– Ну, вы же помните тех людей, что приходили к вам от разбойников? Вот и повстречайтесь с ними ещё раз. Но – уже с конкретным предложением!

Выдержки из частных писем.

«…Видать, совсем плохие времена у нас наступили – Степан Гордеич, пристав наш, лихих людей убоявшись, и на силу свою надежд никаких не имеючи, семью свою из деревни кудысь-то спровадил, а сам, со всею полицией, в участке заперся! Инда крепость какая – рогатки, да загородки всякие! Оттель они носа-то и вовсе более не кажут. Лихим-то людям у нас раздолье полное и настало…»

«…А известно стало нам, что купцы всякие, торговлю с заграницей имеющие, ноне собрались обозом большим. Охрану себе они нанять пробовали, так из губернии на то запрет пришел – мол, нельзя сие! Как нужда сильная станет – обращайтесь, мол, в полицию, или к начальникам воинским – у тех сила оружная имеется! Чуток только казаков купцы наняли, да мало их…

Ноне собирается сей обоз через деревни наши проследовать, да в Никольском они днёвку себе назначили, дабы лошади передохнули и народ чутка отдохнул, с дороги, уставшие промеж них имеются, да и больных число малое присутствует. Ох, накликают купцы сии на нашу голову разбойничков – тем-то ныне и деревни никакие не в помеху станут…»