Церковь и политический идеал

«Запад пытается (и впредь будет пытаться), – пишет Хантингтон, – сохранить свое ведущее положение и отстоять собственные интересы, определяя их как интересы «мирового сообщества». Эта фраза превратилась в нечто вроде коллективного эвфемизма (заменив собой выражение свободный мир»), задачей которого является обеспечить глобальную легитимность той деятельности, которая служит достижению интересов Соединенных Штатов и других западных держав. Запад, например, стремится интегрировать экономику незападных обществ в глобальную экономическую систему, в которой он сам занимает ведущее место. Посредством вмешательства МВФ (Международного валютного фонда. – А.В.) и других международных экономических институтов он продвигает свои хозяйственные интересы и навязывает другим нациям ту экономическую политику, которую считает нужной… Живущим за пределами Запада очевиден тот разрыв, который существует между провозглашенными принципами Запада и его действиями. Лицемерие, двойная мораль, игра в «да и нет» – вот цена его претензий на универсализм. Да, демократию следует развивать, но нет, не следует, если это приводит к власти исламских фундаменталистов; да, нераспространение ядерного оружия – очень правильная вещь, если речь идет об Иране и Ираке, но нет, когда дело доходит до Израиля», и т.д.[347]

Не будет преувеличением сказать, что подобная тенденция к универсализации все в большей и большей степени – по мере своего распространения – теряет духовную основу и целиком базируется на конъюнктурных принципах сиюминутной выгоды и собственного превосходства. Можно сказать, что процесс «окультуривания» «несвободных» стран, во-первых, предполагает наличие высших свойств у носителей индустриальной культуры, которые лучше знают, что выгодно, а что нет остальному миру. Как указывалось выше, в существе данного процесса лежит знакомая нам религиозная – хотя и низведенная до уровня политического интереса – идея «избранности», когда «воспитатели» сами определяют и способы достижения цели, и круг воспитуемых субъектов.

Во-вторых, подтверждение собственного превосходства и стремление преобразовать мир как политический, так и природный по своему усмотрению не может не основываться на наличии врага – реального или воображаемого.

В-третьих, как и сто лет тому назад, во времена Ф.М. Достоевского, сохраняется неизменная и мистическая тяга человека к гармонии, к тому, чтобы весь мир жил именно по «его» религии, а не по чьейлибо другой. Уйдя от гармонии в христианском ее понимании, человек пытается вновь и вновь найти (или создать) гармонию другую, пусть и временную, пусть и изменчивоиллюзорную, но обязательно гармонию.

Вопрос заключается только в том, что в одном случае мы получаем гармонию духовно просветленных личностей, в другом – гармонию коллективистскую, с трудом отличаемую от стадной. Во времена холодной войны Запад обвинял СССР в безбожии, в настоящее время подобное обвинение становится двусторонним в отношениях между США и мусульманским миром, который клеймит «безбожный Запад», а последний клеймит первых как преграду на пути свободного развития «демократических стран»[348].

Указанная тенденция, при непрекращающемся упадке подлинного религиозного чувства, приводит к массе всевозможных религиозных столкновений, причем не только между разными конфессиями, но и внутри них. Происходят тысячи ужасных преступлений, где мучители, не скрываясь, спокойно и с внутренним достоинством объясняют свои поступки религиозными мотивами, выдавая себя за посланца Бога и истинного мессию, который знает, что нужно делать. Единое и подлинное знание Бога ушло, остаются тысячи и десятки тысяч мнений о Нем, столь же далеких от христианства, как и поступки его носителей. Можно подумать, что эти слова могут быть обращены главным образом к мусульманскому миру. Отнюдь не так. Именно протестантизм и его многочисленные ответвления представляют – особенно в последнее время – примеры ужасающей жестокости «во имя Господа». Школьники убивают своих товарищей, заканчивая потом жизнь самоубийством, – грех непростительный, смертный для христианина. Христианские фундаменталисты взрывают поезда и убивают врачей, делающих аборты[349]

.

Впрочем, примеры можно было бы продолжать едва ли не до бесконечности. Весьма симптоматично, что утрата цельности в восприятии мира проявляется не только в религиозной сфере бытия, которую светское сознание преднамеренно отделяет от мирской сферы бытия, но и в производственной. Идея специализации, о которой мы говорили выше, приводит к тому, что, по словам американских исследователей, «талантливейшие инженеры в Детройте, Вольфсбурге, Каули и Осаке превратились в настолько узких специалистов, что вряд ли ктонибудь из них способен сегодня сконструировать машину в целом. Оказался утерянным такой важнейший момент, как интеграция различных элементов конструкции. Слишком много внимания уделяется мелким деталям, слишком мало – всему автомобилю как единой системе»[350].