Узнав об этих событиях, Цезарь пришел в такое отчаяние, что разжаловал командиров своих галер, которые несли сторожевую службу перед Тапсом, обеспечивая безопасность караванов.
Примерно в то же время Цезарь свел знакомство с самумом.
Однажды ночью, после захода Плеяд, во вторую стражу, разразилась страшная буря; ветер нес с собой тучи песка и гальки, так что на лагерь обрушился настоящий каменный дождь.
Для солдат Сципиона, имевших время соорудить шалаши, где они могли укрыться, это был пустяк, но для солдат Цезаря, почти каждый вечер разбивавших лагерь на новом месте и не располагавших свободным временем, чтобы построить себе жилища, это стало ужасающим испытанием; несчастные метались, словно безумные, пытаясь заслониться от урагана щитами; но людей отрывало от земли, валило и уносило вихрем.
То была ужасная ночь, почти равносильная разгрому; все запасы продовольствия были испорчены, все костры погасли, а воздух был настолько насыщен электричеством, что — чудо, испугавшее солдат, — острия копий пятого легиона сами собой заполыхали огнем.
Миновали два или три месяца, а Цезарь все не мог принудить неприятеля к решающему сражению.
Но поскольку в эти три месяца у Цезаря было время собрать почти всю свою армию и эти три месяца были употреблены им на то, чтобы упражнять ее в схватках со слонами, которых с этой целью привезли по его приказу из Италии, так что в конечном счете и лошади, и всадники научились храбро противостоять натиску этих животных, то однажды ночью он снялся с лагеря и, совершив один из тех переходов, совершать какие удавалось лишь ему одному, 4 апреля взял в осаду город Тапе.
В Тапсе командовал Вергилий; это был один из лучших легатов Помпея; он имел под своим начальством сильный гарнизон, но было очевидно, что если его атакует вся армия Цезаря, то он не выдержит напора.
Так что Сципион был поставлен перед выбором: либо бросить на произвол судьбы одного из своих лучших командиров, либо рискнуть дать решающее сражение.
Сципион рискнул дать сражение.
Он выступил на помощь городу и встал двумя отдельными лагерями.
Таким образом, с учетом лагеря Юбы, у неприятеля было три лагеря.
Тем временем Цезарь не покладая рук создавал линию обложения города.
Он узнает о происходящем, видит врага, оценивает свое положение, останавливает работы, приказывает работникам взяться за оружие, оставляет проконсула Аспрената с двумя легионами охранять лагерь и спешно идет на врага.
Через час две армии стоят друг против друга.
Одна часть вражеской армии построена в боевой порядок, тогда как другая не жалея сил возводит укрепления.
Боевая линия врага расположена впереди его рвов, слоны находятся на обоих флангах.
Цезарь строит свое войско в три линии, помещает второй и десятый легион на правом крыле, восьмой и девятый на левом, а остальные пять легионов в центре и прикрывает фланги лучниками, пращниками и пятью когортами, предназначенными для того, чтобы сдерживать натиск слонов.
После чего он пешком обходит ряды солдат, напоминает своим старым солдатам об одержанных победах, призывает новобранцев подражать в храбрости ветеранам, а затем вдруг останавливается, растерянный и дрожащий.
Цезарь чувствует приближение приступа ужасного недуга, которому он подвержен, — эпилепсии.
В тот же миг он оказывается окружен своими легатами, которые умоляют его не упускать благоприятного случая и спрашивают у него пароль.
Прерывающимся голосом он выдавливает из своих побледневших губ слово «Удача», которое тут же проносится по всей боевой линии.
Затем, чувствуя, что все его усилия побороть болезнь напрасны и что припадок неминуем, он запрещает вступать в бой.
Но уже слишком поздно; внезапно он слышит, как трубят атаку.
Это солдаты на правом крыле заставили трубача подать сигнал к бою.
Цезарь, словно сквозь туман, видит, как приходит в движение его армия; но тут земля уходит у него из-под ног; небо кажется ему то черным, то кроваво-красным; он закутывает голову плащом, чтобы никто не видел пены, выступающей у него на губах, и падает, шепча:
— Удача!
И в самом деле, все должна решить удача Цезаря, ибо на сей раз его гений будет здесь ни при чем.
LXXXVIII
Случился второй Фарсал.
Солдаты Цезаря не только завладели полем боя, но и сделались хозяевами вражеского лагеря.
Помпеянцы бросились бежать в тот лагерь, где они стояли накануне; победители погнались за ними, но, добравшись до этих новых укреплений, они толком не знали, что делать дальше, как вдруг поспешно явился Цезарь, оправившийся от своего припадка, и крикнул:
— Во рвы, соратники! Во рвы!
Второй лагерь был захвачен так же, как и первый.
Покинутые Сципионом и Юбой, которые умчались прочь во весь опор, солдаты были безжалостно перебиты.
Цезарь не отомстил — Цезарь не мстил никогда, — но позволил отомстить за убийство своих.
Как и в случае с Фарсалом, в людской памяти сохранились удивительные подробности этого огромного клубка событий, названного битвой при Тапсе.