Цикл «Ядовитый Джо»

– Так мало? – возмутился крыс.

– Достаточно до следующего освидетельствования, – сказал конус.

– А если они выберутся за пояс Койпера? – спросил крыс.

– Анализ вероятностей будущего говорит, что дальше спутника своей планеты они не доберутся, – сказал конус, и, уже громче, добавил. – Для протокола: на основании данных наблюдателей и полевого тестирования двух среднестатистических представителей вида, именуемого homo sapiens, объявляю зону закрытой для посещений, кроме визитов наблюдательного характера. Цивилизация относится к суицидальному типу. Статус: изгой.

…Федор почувствовал, как руки врага сомкнулись на его горле. В глазах потемнело, но он собрал силы, и ударил противника по голове, потом еще и еще, пока тот не ослабил хватку, а Федор продолжал бить – неистово, исступленно.

– Ich hasse dich (Ненавижу)! – просипел немец и затих. Федор, тяжело дыша, обвел взглядом окружающее пространство. Он находился в окопе, на нем – его потертая шинель, а рядом лежала смятая в борьбе пачка сигарет, и не было ни белой комнаты, ни странного голоса, лишь вой ветра, плачущего над полем брани. Федор посмотрел на небо. Его затягивало тяжелыми тучами.

Зов Европы

Раз-раз. Запись идет? Да, похоже… Здесь чертовски холодно, и температура продолжает опускаться…

Я – Михаил Юнг, инженер-механик поверхностной станции Европа-1. Станция была разрушена в результате разлома поверхностной коры. Все, кроме меня, пятнадцать мужчин и женщин, специально отобранных для миссии на четвертый по величине спутник Юпитера, погибли в первые минуты… Сегодня – третий день, как я оказался в плену океана, омывающего Европу. Приступы помутнения рассудка, которые начались почти сразу после катастрофы, участились, и, боюсь, вскоре совсем сойду с ума. Мне и сейчас трудно собраться с мыслями, но я должен, у меня мало времени. Реактор вышел из строя, а заряда батарей хватит еще часа на три. Не знаю, для кого делаю запись, которую никто никогда не найдет. Наверное, для себя: чтобы помнить, кто я.

Экспедиция высадилась на Европу неделю назад. Местность, выбранная для станции, оставляла жуткое впечатление: сверху, мрак космоса и жесткая радиация, снизу – бездна океана, гораздо больше мирового, что остался на далекой Земле, а между ними – десятикилометровый слой льда, поверхность которого предстала перед нами ледяной пустыней, над которой медленно всходил гигантский диск Юпитера. Мы рассчитывали создать постоянную базу, намертво вцепившись в поверхность спутника газового гиганта, которая раз в несколько суток вздымалась на десятки метров из-за приливной волны. Мы собирались отправиться в бездну, куда миллионы лет не проникал луч света.

Большинство исследователей считали, что Европа покрылась ледяным панцирем сравнительно недавно (сравнительно – это несколько миллионов лет назад), и в океане, что колыхал черные воды под ним, могла зародиться и сохраниться жизнь. Если бы их гипотеза подтвердилась, человечество бы окончательно убедилось, что не одиноко во Вселенной. Хотя, на мой взгляд, это предположение и не требовало доказательств – все вполне очевидно: кто мы, чтобы претендовать на уникальность?

Мы искали жизнь, а она искала нас. На пятые сутки лед под станцией внезапно раскололся, и мы рухнули вниз, в пролом навстречу стремительно поднимавшейся воде. Не знаю, что вызвало разлом… Может быть, где-то глубоко под нами, под 90-километровой толщей океана проснулся вулкан, или что-то изнутри хотело выглянуть наружу, либо сама Европа решила наказать тех, кто покусился на ее тайны. От удара часть отсеков сложилась гармошкой, другая – потеряла герметичность, и станция быстро погрузилась в пучину океана.

Я спасся, потому что находился в ангаре, внутри аппарата глубокого погружения, который готовился к спуску в скважину, пробуренную в многокилометровом панцире спутника. Но, видит Бог, я выбрал бы иной конец. Европа захлопнула ловушку, покрыв место катастрофы новой ледяной корой, отрезав от выхода на поверхность и лишив меня призрачной надежды на спасение.

Включив свет, я понял, что батискаф все еще находился в ангаре. Точнее – в том, что от него осталось. Удар об воду сплющил и покорежил стены, вывернул наизнанку переборки, намертво блокировав мой аппарат, лишив плавучести. Батискаф погружался в бездну вместе с разрушенной станцией, не отпускавшей его на свободу. Он спас мне жизнь и стал тюрьмой, где судьба определила провести последние часы жизни.

К полусфере обзорного иллюминатора вода прибила тело главного инженера – славного и компанейского парня, с которым я провел немало часов, проверяя технику. Его широко распахнутые глаза будто смотрели внутрь батискафа, на меня и кусок привычного нам мира за моей спиной. Я отодвинул его тело уцелевшим манипулятором, ощущая себя виноватым, и попросив вслух прощение за то, что не мог его похоронить. Надеюсь, его душа найдет упокоение, а не останется блуждать со мной во мраке океана Европы.