Цирк чудес

– Узрите! Вот Королева Луны и Звезд, чья кожа испещрена созвездиями, которыми она повелевает!

Плечи ноют, металлическая скоба врезается в подмышку. В ушах звенит. Потом следует рывок, и веревки, удерживающие воздушный шар, туго натягиваются. Что случится, если вбитые колья расшатаются и шар свободно взлетит? Она представляет, как рвутся веревки, как воздух с шумом устремляется ей навстречу, ударяя в конструкцию из плоти и металла. Она видит, как взмывает в ночное небо над городом под корзиной летательного аппарата.

Вздохи и аханье. Теперь она видит их: ряды запрокинутых лиц, ладони, прижатые к губам. Некоторые встают на скамьи, чтобы лучше видеть. Ну вот, она приняла горизонтальное положение – живот втянут, ноги колотят воздух в иллюзии непринужденного движения. Она тянет рычаг, ее крылья со скрипом раскрываются и хлопают за спиной. Тоби сильнее налегает на веревку, и она начинает парить по расширяющейся дуге, проплывая взад-вперед. Она невольно улыбается, даже смеется. Когда ветер свистит вокруг нее, это напоминает ей о силе потока, о том, что нужно отдаться на волю движения. Она взлетает еще выше с сосущей пустотой в животе. Толпа редеет и исчезает, пока ей не начинает казаться, что не осталось никого, кроме нее и Чарли, и она резвится в воде, чтобы рассмешить его. «Смотри на меня!» – кричит она и делает стойку на руках, шевеля пальцами ног. Фигуры, которые она описывала, тучи брызг, которые она поднимала, когда останавливалась и проверяла, любуется ли он ее маленьким представлением… Иногда она прыгала с высоких скал, только чтобы напугать его.

Мой отец продал меня…

Ее желудок спазматически сокращается, и она сглатывает желчь. Она представляет, что ее брат был в доле, что сейчас он в Америке…

– Лунная Нелли! – кричит женщина.

Она еще никогда не слышала этого прозвища. Кто-то повторяет его, и вскоре толпа начинает выкрикивать и распевать:

– Лунная Нелли, Лунная Нелли, Лунная Нелли!

Они вскакивают на ноги и бьют в ладоши, как тюлени ластами. Нелли вытягивается в струнку. Если она прищуривается, то может разглядеть Темзу за трибунами, рыбаков и фонари ночных барж, церковные шпили, словно сотни мачт в речной гавани.

Лондон живет под ней и вокруг нее. Лондон – сказочное место, в существование которого она едва верила, – а теперь его огромные объятия укачивают ее. Каждое утро, когда она просыпается, сияние города освещает ее фургон.

Ей пора произнести строки из «Бури», которые завершают представление, и она бросает их в ночь – слова, которые не вполне понимает, но которые теперь стали такими же знакомыми, как и ее собственное имя.

Спектакль окончился, актеры наши,Как я уже сказал вам, были духи,И в воздух, в воздух испарились все.И как видений зыбкая основа, —Все башни гордые, дворцы, палаты,

Торжественные храмы, шар земнойСо всем, что есть на нем, все испарится,Как бестелесные комедианты, дажеСледа не оставляя. Из такого жеМы матерьяла созданы, как сны[18]

.

Гром аплодисментов. Кто-то подбрасывает в небо цветы. Букет рассыпается в воздухе и падает на землю. Она смотрит на этих людей, преисполненных восторга от любования чудом. Они видели жонглирующую великаншу, чирикающую бородатую женщину, карлицу на миниатюрном пони, фокусников и акробатов, пожирателей огня и танцующих пуделей и, наконец, ее саму в финале. Они восхищаются ею, хотят быть такими, как она. Всю свою жизнь она держалась скованно, старалась быть незаметной и безгласной. Она не осознавала потенциал, заключенный внутри нее, того, что она может распуститься как цветок, широко раскинуть руки и занять свое место в мире.

Пока работники тянут ее вниз вместе с воздушным шаром, она испытывает головокружительное ощущение оттого, что на протяжении всей ее жизни земля вращалась, пока она оставалась на месте. Теперь она находится в центре событий. Ее жизнь только начинается.

Лишь когда ее ноги касаются земли, она замечает боль, опоясывающую плечи и стреляющую в руки. На ее дублете видна кровь от врезавшихся крыльев.

– Ты снова это сделала, – говорит Стелла, и они смеются, взявшись за руки. Клоун Хаффен Блэк хлопает ее по плечу.

– Ты бы только видела это! Как ты взмыла в воздух! – говорит Брунетт, наклоняясь к ней.

– Мы жарим поросенка, – говорит Виоланте. – Есть добрый эль и сардельки.

Наступило летнее солнцестояние, и деревья вокруг цирка были украшены наподобие оранжереи. Ананасы и арбузы, искусственная зелень, драпирующая шесты. Сейчас темно и не видно швов от папье-маше, а неяркий огонь свечей и масляных ламп скрывает неприглядные детали.