Цирк чудес

– Осторожность! – восклицает Джаспер. – Думаю, он может подождать с уплатой хотя бы один день. Завтра я решу этот вопрос. – Он стучит пальцем по блокноту. – Вы собираетесь рисовать ее? На самом деле, не знаю, почему вы не могли бы работать по ее визитной карточке.

– Я могу предложить вам спичечные коробки с ее изображением. Диванные покрывала, даже пианино и зонтики.

– Пока хватит и статуэток, – ворчит Джаспер.

Ей остается только стоять на месте, пока мужчина рисует карандашом длинные штрихи, не отрывая взгляда от ее обнаженных рук и ног. Лампа с зеленым стеклом создает у нее странноватое впечатление, будто она находится в подводном царстве. Джаспер – это морской колдун,

думает она. Недобрый волшебник, создающий для нее новый образ бытия, которого она жаждет и одновременно страшится. Место, где ей одновременно удобно и неудобно.

– Ну вот, готово! – говорит мужчина и захлопывает свой блокнот.

Когда Джаспер разрешает ей уйти, Нелл на негнущихся ногах выходит наружу. Она ощущает призрачные отметины там, где он сжимал ее руку, по-прежнему чувствует шепоток его дыхания над ухом. Она передергивает плечами. Посмотрите, какое чудо я из нее сделал. Мой маленький монстр. Однако он выделил ее номер на фоне остальных, сделал ее звездой своего шоу. Он превратил ее во что-то. Она заметила, как Стелла смотрит на ее афишу с чем-то вроде неподдельной печали; Стелла, которая раньше была гвоздем программы.

– В чем дело? – спрашивает Виоланте, который катит огромный бочонок с медовухой и ненадолго останавливается рядом с ней.

Она качает головой.

– Ничего особенного.

Кусты благоухают разбрызганными духами и цветочным маслом, фонари развешаны на деревьях, как волшебные канделябры. Нелл кажется, будто она попала в зачарованный мир. Человек на ходулях, пироги, начиненные живыми скворцами, медведь в кожаном наморднике, которого ведут на поводке. У нее кружится голова, хотя она ничего не пила. Кто-то видит ее и указывает пальцем.

– Это она, – говорит кто-то. – Лунная Нелли.

Женщины покинули свое прежнее место возле фургона. Она ищет их и обнаруживает, что они тоже искали ее и хотели убедиться, что с ней все в порядке. Стелла поднимает руку в молчаливом приветствии. Пегги объезжает верблюда, Брунетт разговаривает с Абелем возле деревьев. Нелл знает, что «человеческие курьезы» служат нарядными игрушками для пьяных щеголей. Стелла рассказывала ей о заведениях, где джентльменов обслуживают великанши и горбуньи, девушки с высохшими руками. Эта иная, внешняя жизнь рыскает в тенях, щелкает зубами и разбрасывает вокруг свои щупальца, чтобы засосать ее. Там гораздо хуже, чем когда-либо было в ее деревне. Стоит только оступиться и упасть. Сорваться с канатов и истечь кровью гораздо легче, чем оступиться в жизни и окончить дни на засаленном матрасе в грязном переулке со сторожем у двери. С лекарем, который будет измерять ее жизнь кронциркулем. С человеком, который называет себя тератологом. И все это время Джаспер держит ее жизнь у себя в руке, ходит между фургонами и сознает власть, которой обладает. Он купил ее, оторвал ее от брата. Она прикасается к боку, как будто хочет заткнуть внезапно открывшуюся рану.

Нелл бежит по тропинке, и гравий летит у нее из-под ног. А потом она видит Тоби со сгорбленными плечами, как будто его брат уже занял место, которое ему причитается в мире. У нее сжимается сердце. Тоби, с его темно-синими глазами и необузданными кудрями.

Тоби

Свиная шкурка шкварчит, темнеет и лопается, и Тоби поворачивает вертел, поливая тушку из банки с вытопленным жиром. Он нарезает куски мяса на тарелку для джентльмена в сюртуке. Мужчина смотрит сквозь него, как будто мясо появляется из воздуха, а поросенок жарится и поворачивается самостоятельно. Но Тоби привык быть невидимым; он пожимает плечами и берет монеты.

Внезапно раздаются резкие хлопки, и Тоби машинально закрывает лицо ладонями. Фейерверки, думает он, это просто фейерверки. Они взрываются в небе и свистят, как мортирные залпы. Ему хочется снова находиться в пути, нигде не задерживаться надолго, оставить воспоминания позади. Но они постоянно находят его, пробиваются к нему, просачиваются через щели в его фургоне.

Трус. Трус. Трус.

Портвейн, словно кровь, расплескивается по платью Брунетт. Тоби держится за живот. Это всего лишь портвейн. Если бы Джаспер был здесь, он бы утешил брата. «Я тоже там был, – сказал бы он. – И меня не посещают призраки прошлого. Что касается Дэша… что сделано, то сделано. Прошлого не вернуть, и мертвые не возвращаются к жизни».