Цирк чудес

Подземные телеграфные линии, протянутые от Балаклавы до Хутора, передавали мгновенные сообщения. Сотни историй могли быть рассказаны и отправлены за считаные секунды, тысячи интерпретаций единственного сражения. Это была новая, механизированная война, где журналисты смешивались с войсками, а новые изобретения обладали поражающей силой. Фотографии Тоби могли поведать историю так, как никому не удавалось раньше. Симпсон мог рисовать свои акварели, а Рассел – плести свои словеса, но публика больше всего доверяла фотографиям.

– Просто… не знаю, но это похоже на обман, – обратился Тоби к Джасперу через несколько дней. – На ложь.

– Вся история является вымыслом, – заметил Джаспер, окунавший тряпицу в машинное масло и смазывавший ствол своей винтовки. – Я же говорил тебе раньше. Все люди – лжецы, независимо от того, знают они об этом или нет. Знаешь, что такое предубежденность? Ты можешь описать здешнюю жизнь как ужасную и невыносимую, а я буду говорить об упоении битвой, и кто из нас будет прав? Или, к примеру, я могу называть Дэша отличным парнем и добрым другом, а жена солдата, которого он застрелил, назовет его чудовищем. Не бывает простых ответов.

– Чудовищем, – повторил Дэш. – А что, мне нравится.

Джаспер прикоснулся к руке Тоби и прошептал:

– Ты слишком забиваешь себе голову разными ненужными вещами.

На мгновение все стало так, как прежде, и Тоби вспомнил, как они вместе строили планы насчет цирка, испытывая особую близость, которая существует между родственниками. Он был уверен, что через месяц их отношения восстановятся.

В тот вечер Тоби снова рассмотрел сделанную им фотографию в колеблющемся свете лампы. У него подвело живот при виде беззаботного смеха Джаспера и Дэша, в то время как он сам оставался невидимым. Он провел пальцем по груди Дэша и на секунду представил русскую пулю, вонзившуюся в его сердце. Он представил, как занимает опустевшее место рядом с братом. Потом он нахмурился и отбросил фотографию, испытывая отвращение к себе.

Любая история – это ложь.

Дэш не был чудовищем. Тоби понимал, что это всего лишь человек, который глубоко неприятен ему. Он ненавидел Дэша, потому что Джаспер был слишком привязан к этому щеголю.

И фотография не была ложью – не больше, чем любая другая история. Довольство Дэша и Джаспера было реальным, а Тоби лишь исполнял приказы. Он тряхнул плечами, как будто пытаясь уменьшить вес, давивший на него.

Когда Нелл появляется перед ним, он не может прочитать выражение ее лица. Она запыхалась, ее волосы растрепаны.

– Что случилось? – спрашивает он и откладывает щипцы.

– Пойдем со мной, – тихо говорит она.

Он оглядывается, нет ли рядом Джаспера.

– Он в своем фургоне.

Она вдруг понимает, что он хочет сохранить их близость в секрете от своего брата. Тоби испытывает смутное ощущение вины, но оно даже приятное. Никто не смотрит на них. Тройняшки танцуют в центре круга, где люди свистят и хлопают. Пегги стоит спиной к ним и предлагает пьяным солдатам покататься на верблюде по шиллингу за прогулку.

Он следует за Нелл, мигает, чтобы приспособиться к темноте, и спотыкается о ветки с фигурно остриженного куста. Кровь стучит в его барабанных перепонках. Он ковыляет за ней по гравийной тропинке, мимо скелета игуанодона с несколькими выбитыми костями, висящими на проволоке. Она подходит к краю парка развлечений, к узкой беседке с деревянными скамьями и единственным фонарем.

Она останавливается, и он едва не врезается в нее сзади. Ее глаза поблескивают в лунном свете. Они стоят так близко, тут только они вдвоем и слабые крики, которые доносятся от костра. Он хочет спросить, зачем она привела его сюда, но сердце колотится слишком быстро, язык едва ворочается во рту. Земля влажная от росы, и в небе висит желтый полумесяц.

Он пытается проверить, не следит ли кто-нибудь за ними. Его посещает мимолетная мысль, что Джаспер подговорил ее сделать это; что Джаспер поджидает в тени с кривой улыбкой и хочет посмотреть, как Тоби предаст его.

– Тоби, – шепчет она.

Нелл кладет ладонь на его запястье. Она гладит его руку, сначала осторожно, а потом более настойчиво, как будто исследует вены и поры на его коже. Она закрывает глаза. Может быть, она представляет кого-то еще на его месте.

Момент длится, как будто подвешенный во времени на невидимой нити. Он боится дышать, боится говорить, словно любое движение может все испортить. Если бы он был Джаспером или Дэшем, то заключил бы ее в объятия и привлек к себе. Но что, если он все неправильно понял и она оттолкнет его? Что, если он испугает ее? Но этого почему-то достаточно; это все, что ему нужно. Ее пальцы прикасаются к его груди, и он сосредотачивается на изгибе ее рук. Ее тело прижато к его телу. От нее приятно пахнет древесным дымом и гвоздикой.