Он идет дальше, мимо львов, мимо леопардов и морских львов, плещущихся в металлических цистернах. Он поднимает покрывало на клетке с его любимыми животными, ощупью находит задвижку. Клетка надежно заперта, и он облегченно вздыхает, глядя на надпись «Счастливое семейство», выведенную размашистыми буквами. Во внезапном свете масляной лампы заяц и волк поднимают головы; их глаза превращаются в узкие щелки. Джаспер смотрит, как заяц перекатывается набок и приваливается к волку, обнажая белое брюшко. Он испытывает преходящее желание, чтобы волк обнажил клыки и явил свою истинную природу. Сколько лет подавленных устремлений! Но волк упитанный, потому что он не должен голодать.
«
А потом он с внезапной ясностью осознает причины своего беспокойства. Будущее его цирка выглядит надежным. Скоро он поправит свое материальное положение. Все дело в Тоби; этот фрагмент головоломки находится не на месте.
Он приближается к фургону своего брата с облупившейся черной краской и знакомым запахом химикалий, пристающим к одежде Тоби. Он думает о том, как Тоби наклоняется к нему и отводит глаза. О невысказанной печали в голосе брата. Тоби что-то скрывает, но Джаспер вытянет это из него; если понадобится, он будет наблюдать еще пристальнее. В предыдущий раз, когда он позабыл про Тоби, его мир раскололся пополам.
Джаспер достает из кармана золотое кольцо и поворачивает его между пальцами.
Повсюду распространились слухи о вечеринках Стеллы и о ее буйных дебошах, когда мужчины просыпались поутру в женских нарядах или со сбритыми усами. У всех были невероятные истории о ней.
– Женщина, породившая тысячу сказок и фантазий, – сказал Дэш. – Я слышал от Томаса, что она носит мужские бриджи и до смерти напоила свою лошадь шампанским. Кто-то даже обронил, что у нее растет борода.
– Это невозможно! – воскликнул Джаспер.
– Я бы предпочел встретиться с этой шутихой и лично убедиться в этом, – сказал Дэш.
Джаспер полагал, что слухи неописуемо исказили ее образ, тогда как на самом деле она была очередной вполне обыкновенной солдатской женой с извращенными вкусами. В конце концов, в Крыму было полно женщин, и некоторые обладали более скандальной репутацией, чем другие. Путешествующие дамы, утомленные медсестры с пухлыми розовыми руками, маркитантки и судомойки, французские трактирщицы в обтягивающих красных рейтузах. Гражданские жены, вытащившие белый камешек из мешка с черными камнями и получившие разрешение последовать за своими мужьями. Некоторые офицерские жены оставались на пароходах и пили шампанское, обмахиваясь шелковыми веерами; другие презирали такой образ жизни и одевались в кожаные костюмы. У них были свои фавориты: мужчины, которыми они особенно любовались во время боя.
Иногда, подбадривая своих людей перед битвой, Джаспер косился на Дэша и как будто видел собственное лицо, поворачивавшееся к нему, – еще одного шоумена, разыгрывавшего представление на травянистых пустошах.
Они вместе убивали русских и увлекались театральными жестами, рубя и протыкая своих противников, как если бы люди были соломенными чучелами на военных учениях. Они ощущали на себе восхищенные взгляды зрительниц, и это превращало убийство в подобие актерской игры. Он полагал, что в отсутствие зрителей видел бы войну по-другому, как нечто реальное – если бы крики до сих пор не раздавались в его воспоминаниях, если бы мертвецы не восставали в его ночных кошмарах.
– Сегодня она устраивает прием в своем салоне, – сказал Дэш.
Он выглядел жизнерадостным и ребячливым, когда они проникли в палатку Стеллы. Тоби тащился за ними, и Джаспера восхищало, как легко он может вызвать улыбку на лице брата, просто взяв его за руку.
Ее палатка была обустроена как турецкий шатер. На полу лежали кокосовые циновки. Скамьи были заставлены серебряными чашками с оранжерейными вишнями и сливами, вазами с цветами из папиросной бумаги. Они сидели и потягивали шампанское из мармеладных плошек. Все смотрели на Стеллу и на ее густую бороду. И тогда она запела, как птица.
– Спой как малиновка! – крикнул кто-то, и она ответила безупречной трелью.
– Как соловей! – крикнул Джаспер.
Выражение лица Стеллы стало надменным.
– Бренди стало погибелью для многих добрых медсестер. – Она взяла лампу со стола. – Теперь оставьте меня бродить по госпитальным палатам с этой проклятой лампой. Сестра! Сестра! Перестань болтать с этим раненым солдатиком, а не то он запустит руку тебе между ног быстрее, чем я прочитаю «Отче наш»!
– Флоренс, Флоренс, Флоренс, – дружно затянули мужчины, ударяя кружками по столам.