Цирк чудес

Когда первая вспышка боли пронзает его спину, он стонет и сучит ногами. Но этот сад должен освободить его. Он думает о Русалочке, отрезавшей язык ради любви; каждый шаг был мукой для нее, как будто она ступала по остриям бритв. Она обменяла свой хвост на ноги, потому что полюбила, потому что стремилась к чему-то недоступному, потому что хотела получить новое тело и новую жизнь. Иглы впиваются в его кожу. Это сделает его необыкновенным.

Свернув голову набок, он наблюдает за их алхимическим действом. Его разум затуманен сладким дымком опийного мака. Пепел смешивается с яркими порошками в точной пропорции – как жидкости, которые он смешивает в своем фотографическом фургоне, где девственные сцены проступают на фотобумаге.

– Одна фотография говорит лучше тысячи слов, – сказал командир, когда Тоби вручил ему пятый пакет с фотографиями. Он объявил, что общественное недовольство пошло на убыль. Когда они публикуют эти фотографии, любой глупец может убедиться, что в войсках дела обстоят замечательно, а старые байки были чушью и злостными измышлениями. Просто поразительно, добавил он, какой вклад в дело просвещения вносят новые механизмы. Они создают точную картину происходящего, и эти образы появляются в тысячах гостиных через две недели после событий.

Тоби кивнул, согретый его похвалой. Он готовил сцены для съемки не менее тщательно, чем другие фотографы создавали антураж для рекламы мыла или духов. Он отснял множество лучезарных сцен с упитанными, довольными солдатами. Но вместо слоганов вроде «Серное мыло Бонни облагораживает цвет лица!» нужно было читать: «Англичане на Крымской войне! Это лучше, чем Рождество!»

Но той ночью Тоби дрожал в своей палатке, слушая стоны умирающих и монотонный грохот орудий. Он закрывал глаза и представлял дом на Мэйфэре, где они выросли, где Джаспер каждую ночь прокрадывался в его комнату и залезал к нему в кровать, где они согревали друг друга.

Он вздрогнул от разрыва артиллерийского снаряда. Матрас его брата был пуст; наверное, Джаспер до сих пор веселился вместе с Дэшем и Стеллой. Они перестали приглашать его; он давно отказался от робкой надежды, что Стелла и Дэш отвергнут общество Джаспера и оставят братьев наедине друг с другом. Он начал сомневаться, что это просто очередная фаза отношений, которая минует после окончания войны.

Он заворочался в полусне и повернулся на другой бок. В его сознании вспыхивали образы: Дэш, убитый русским снайпером, Дэш, разорванный на куски взрывом снаряда. Утешение, которое он мог дать своему брату.

Он напоминал себе о цирке, чтобы облегчить страх. Однажды это случится. Он цеплялся за эту мысль, как утопающий за спасательный плот. Потом он каждый день воображал сцены, описанные его братом. Морские львы, балансирующие шары на носу. Вставные номера, такие как у Чарльза Страттона или у близнецов Банкеров. Они с Джаспером в одинаковых цилиндрах. На считаные минуты он забывал о скрипе повозок, доставлявших трупы к братским могилам. Крошечные фрагменты света, красок и музыки взрывались в его сознании, словно по мановению волшебной палочки.

На Рождество не было никакого веселья – только мрачные проклятия мужчин, пытавшихся раскочегарить патентованные военные буржуйки; тонкое листовое железо было слишком непрочным для угольной топки. Он опустил глаза, когда вошел в палатку Стеллы, где она платила французскому солдату, чтобы тот приготовил ей гуся.

– Я подстрелила его вчера утром, – объявила Стелла.

– Вот это моя девочка, – сказал Дэш. – Поверите ли, что отец хотел женить меня на немой старой деве, игравшей на клавикорде?

– Не нужно отвергать чужие прелести, чтобы польстить мне, – сказала Стелла и пощекотала его под подбородком.

– Ты просто не знакома с леди Элис Коулз. – Он жеманно улыбнулся и сложил руки на груди.

– Да я не особенно и хочу. – Она разлила бренди по стаканам. – Я понравлюсь твоему отцу?

– Господи, нет! – Дэш произнес это с такой убежденностью, что Джаспер рассмеялся. – Но черт меня возьми, если мне не наплевать на это.

Ненависть была чем-то новым для Тоби. Если бы Джаспер произнес эти слова, он бы восхитился ими, но в устах Дэша они звучали фальшиво. Такой галантный джентльмен. Ему хотелось, чтобы Дэш сказал какую-то мерзость, которая заставит их отпрянуть от ужаса и увидеть в нем того негодяя, которым его считал Тоби. Как он мог презирать человека, которого все принимали за добродетельного героя? Однако это чувство было таким острым, что у него перехватывало дыхание.

Прибыли новые солдаты, и каждый платил по шиллингу за вход. Стелла разожгла плиту, и внутри было жарко. Трактирщицы принесли супницы с жарким из дикой утки и запеченную ногу барана, усеянную воткнутыми гвоздичными головками. Стелла отрезала кусок мяса, и кровь закапала на разделочный поднос.

– У меня есть подарок для тебя, – сказала она после того, как обслужила всех остальных. Она протянула Дэшу маленькую синюю шкатулку.