Цирцея

Улыбка не сходила с моего лица. Смертные хрупки, а потому добры и любезны. Умеют ценить дружбу и щедрость. Ах, если бы и другие пришли, думала я. Я каждый день по кораблю кормила бы, и с радостью. По два корабля. По три. И может, снова стала бы самой собой.

Нимфы выглядывали из кухни, таращили глаза. Я поспешно их выпроводила, пока никто не заметил. Это мои люди, мои гости, я буду принимать их как захочу и сама наслаждаться заботой об их благополучии. Я принесла чаши с водой, чтобы они могли вымыть руки. Подняла упавший на пол нож. А когда кубок капитана опустел, налила ему еще из чаши, заполненной до краев. Он поднял кубок за меня:

– Спасибо, милая.

Милая. Это слово осадило меня на мгновение. Прежде они говорили “богиня”, и я думала, ею-то меня и считают. Но теперь поняла, что ни благоговения, ни почтения, положенного божеству, они не выказывают. Это наименование – лишь лестная любезность в адрес женщины, и больше ничего. Я вспомнила, как Гермес давным-давно сказал: у тебя голос смертной. Они не станут бояться тебя, как остальных богов.

Они и не боялись. Более того, считали, что я им ровня. Я стояла, зачарованная этой мыслью. Если я смертная, то кто же такая? Бойкая травница, самостоятельная вдова? Нет, только не вдова, не хочу мрачного прошлого. Пожалуй, я жрица. Но не бога.

– Однажды здесь был Дедал, – сказала я капитану. – И я храню его святилище.

Он кивнул. Мои слова совсем его не впечатлили, и я огорчилась. Словно святилища умерших героев есть повсюду. А может, и есть. Откуда мне знать?

Мужчины понемногу умерили аппетит, и головы их поднялись от тарелок. Они начали посматривать вокруг – на посеребренные чаши, золотые кубки, гобелены. Мои нимфы эти богатства воспринимали как должное, но глаза людей восхищенно горели, высматривая все новые диковины. А я думала, что в сундуках моих полно пуховых подушек и можно устроить всем постели на полу. Передавая им подушки, я скажу “они предназначались для богов”, и глаза их удивленно расширятся.

– Хозяйка, – вновь заговорил вожак, – когда придет твой муж? Мы бы подняли кубки за столь чудное гостеприимство.

Я рассмеялась:

– У меня нет мужа.

Он улыбнулся в ответ:

– Ну конечно! Ты еще слишком молода для замужества. Значит, мы должны поблагодарить твоего отца.

Снаружи было совсем темно, а комната сияла, яркая, теплая.

– Мой отец живет далеко, – ответила я. И ждала, что они спросят, кто он такой.

Фонарщик – хорошая будет шутка. Я улыбнулась сама себе.

– Тогда, наверное, здесь есть другой хозяин, которого нам следует благодарить? Твой дядя, твой брат?

– Хотите поблагодарить хозяина – благодарите меня. – Этим домом владею я одна.

Тут обстановка в комнате переменилась.

Я схватила чашу для вина.

– Она пуста. Позвольте принести вам еще.

Поворачиваясь, я слышала собственное дыхание. И ощущала двадцать тел, заполнивших пространство за моей спиной.

Придя в кухню, я взяла одно из зелий. И тут же сказала себе: что за глупости. Их просто удивило, что женщина живет одна, вот и все. Но пальцы мои уже принялись за дело. Я открыла склянку, подмешала ее содержимое в вино, а чтобы отбить привкус, добавила меда и молочной сыворотки. Затем вынесла чашу в зал. Двадцать пар глаз следили за мной.

– Вот. Лучшее я приберегла напоследок. Вы все непременно должны попробовать. Это из лучшего критского виноградника.

Они улыбнулись, довольные такой заботой и роскошью. Я проследила, как все наполнили кубки. Как выпили. К тому времени у каждого, наверное, уже бочонок вина в животе поместился. Блюда были пусты, вылизаны дочиста. Мужчины тихо заговорили, склонившись друг к другу.

Мой голос прозвучал слишком громко:

– Что ж, я хорошо вас накормила. Теперь назовете свои имена?

Они подняли головы. Взгляды их, будто хорьки, метнулись к вожаку. Он встал, скамья скрежетнула по камню.

– Назови сначала свое.

Было что-то такое в этом голосе… Я почти произнесла его тогда – заклинание, которое бы всех усыпило. Но даже спустя столько лет во мне жила та, которая говорила что велено.

– Цирцея.

Имя это ничего для них не значило. Камнем упало на пол. Снова заскрежетали скамьи. Теперь уже все поднимались, глядя на меня в упор. А я по-прежнему молчала. По-прежнему убеждала себя, что ошибаюсь. Не могу не ошибаться. Я накормила их. Они меня благодарили. Они мои гости.

Капитан шагнул ко мне. Он был выше меня, жилы его сделались тугими от тяжкого труда. Я подумала… о чем же? Что все это нелепо. И произойдет нечто другое. Что я сама выпила слишком много вина и все эти страхи мне только мерещатся. Что придет мой отец. Отец! Я не хотела выглядеть глупо, устраивать шум на пустом месте. Я уже слышала, как потом станет говорить обо мне Гермес. Она всегда была истеричкой.