С практической точки зрения небесами был императорский двор с его аппаратом, разумеется, во главе с императором и его семьей. Этот аппарат включал два могущественных соперничающих блока – неоконфуцианских ученых-бюрократов и огромный корпус евнухов[25]
. Официальной обязанностью евнухов был присмотр за обширным императорским гаремом. Однако, учитывая их тесную вовлеченность в интимную жизнь императора – в конце концов, они заботились о его женщинах, – евнухи пользовались таким его доверием, о котором ученые-чиновники могли только мечтать. Евнухи выполняли личные поручения императора, зачастую выступали посредниками в его взаимодействии с внешним миром и, таким образом, сосредоточили в своих руках огромную власть. Они отвечали за сбор налогов, руководили крупными инженерными проектами и даже командовали армиями. Ни в одном другом социальном созвездии цивилизационного масштаба не существовало ничего подобного китайскому институту евнухов.До начала XVI в. нарратив восстановления наполнял китайское созвездие благоденствием. Сельское хозяйство процветало; люди были настолько сыты, что население выросло почти на 250 процентов. Торговцы из бесчисленных стран стекались в Срединное государство за китайским чаем и изысканными товарами, которые производились только здесь: великолепной лакированной мебелью, нефритовыми украшениями, одеждой из шелка, изделиями из бронзы и стали. Китайские мастера достигли совершенства в производстве фарфора – невероятно тонкой, но прочной керамики, которую они превращали в настоящие произведения искусства, расписывая небесно-голубыми красками и покрывая прозрачной глазурью. Возникали новые отрасли; всюду строились новые города; старые города разрастались. Внушающая трепет Великая Китайская стена, грандиозный Великий канал, эффективно функционирующий бюрократический механизм, расширяющиеся чайные плантации, процветающие фарфоровые мастерские – воскрешение переосмысленного китайского прошлого давало свои плоды.
Но за всем этим внешним блеском крылись свои проблемы. Близость ко двору императора Мин была сама по себе опасна. Многие китайские правители прослыли жестокими и сумасбродными деспотами. Высшие классы жили в гнетущей атмосфере неопределенности, страха и интриг. Представители знати стремились как можно скорее отойти от активного участия в политической жизни и удалиться в поместья подальше от столицы, чтобы заняться поэзией, каллиграфией и живописью, подражая художникам эпохи Тан.
Искусная работа китайских мастеров восхищала иностранцев, но за столетия правления династии Мин культура Поднебесной не создала никаких новых научных или технологических прорывов, которые стоили бы упоминания. Вся энергия китайского созвездия той эпохи была направлена в другое русло: императоров и их подданных гораздо больше заботило сохранение старого, чем открытие нового. Неслучайно именно в эту династическую эпоху была составлена «Энциклопедия Юнлэ» – грандиозный сборник знаний, насчитывающий 11 095 томов. Да-да, вы не ошиблись, не страниц – томов.
В этой среде инновации не пользовались популярностью: если что-то до сих пор не стало известным, пусть оно таковым и остается. Идеальное общество должно было быть стабильным. Все, что в той или иной мере имело отношение к прошлому, по умолчанию несло в себе ценность; все, что грозило переменами, вызывало резкое отторжение. Главной целью человеческих усилий было достижение полной социальной гармонии, которая положит конец любым изменениям. Подумайте сами: если вы станете мудрым, здоровым и успешным человеком, разве вы не захотите оставаться таким всегда? Великим проектом для людей эпохи Мин было восстановление идеального прошлого. Таким образом, Китай стал не просто обращенной внутрь цивилизацией, но и цивилизацией, обращенной в прошлое.
Между тем Средневосточному миру предстояло пережить последний натиск свирепых кочевников из азиатских степей, который на этот раз возглавил тюркский вождь по имени Тимур Хромой, известный на Западе как Тамерлан. Тимур утверждал, что по материнской линии ведет происхождение от Чингисхана, и, как и его великий предок, с пугающей скоростью выстроил громадную империю. Он даже превзошел монголов, победив мамлюков, которых те не смогли одолеть, и сровняв с землей Дели, до которого монголы так и не добрались. Как и его тюркские предшественники из Афганистана и Трансоксании, Тамерлан разграбил богатейший Индийский субконтинент, чтобы украсить сердце собственной империи – почти мифически прекрасные города Самарканд и Бухару. Затем он начал готовиться к вторжению в Китай, но умер в самом начале этого похода, вследствие чего Китай избежал очередного кровопролития точно так же, как Европа в свое время избежала монгольского нашествия благодаря смерти сына Чингисхана.