Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей

Революцию Лютера следует рассматривать в контексте его времени. Пережитые Европой в XIV в. потрясения пошатнули авторитет Римской церкви. Некоторые светские правители начали претендовать на то, чтобы самим назначать церковных функционеров, и под этим они имели в виду не только скромных деревенских священников, но и высшее духовенство – епископов. На самом деле один светский правитель, король Франции, даже назначил собственного Папу Римского. Да, в христианском мире бывало и сразу два папы, а в какой-то момент и три. Очевидно, что Церковь не могла смириться с таким размыванием своей власти. Чтобы короли назначали епископов? Недопустимо! И тут, в самый разгар этой борьбы, на сцене появляется Мартин Лютер.

Лютер не вставал на ту или другую сторону в споре между королями и Церковью. В его системе идей это было неважно. Его учение гласило, что служители Церкви не в силах ни помочь, ни помешать кому-либо попасть в рай. Более того, поскольку внутренняя вера важнее внешних дел, священники даже не знали, кто туда попадет. Таким образом, они были не проводниками Божьей благодати, а просто управляющими церковными зданиями, то есть ничем не отличались от уборщиков, которые следили за чистотой в церкви, или от портных, которые шили священнические одежды. А раз так, почему не разрешить королям назначать таких управляющих?

Между тем религиозные бунтари удвоили усилия по созданию народных версий Библии, чтобы все христиане могли прочитать священные писания и осмыслить

 их, а не только услышать. Но в устоявшейся традиции католической церкви именно звучанию отводилась ключевая роль. Богослужения совершались на латыни (или на греческом), потому что звуки именно этих языков позволяли достучаться до Бога. Кроме того, распространение Библии, которую люди могли прочитать и понять, означало, что отныне они сами имели право решать, как поклоняться Богу. В рамках феодально-католического нарратива это представлялось немыслимым. Если христианство было единым Телом Христовым на Земле, каждая его клетка не могла самостоятельно решать, что и как ей делать. Такого рода фрагментация представляет смертельную угрозу для любого тела, ее следовало предотвратить во что бы то ни стало.

Проблема заключалась в том, что теперь любой, кто располагал деньгами, был способен напечатать много достаточно дешевых книг и продать их грамотным людям. Не то чтобы простой крестьянин мог позволить себе печатную Библию, но многие люди могли. К тому времени европейское социальное созвездие включало массу ремесленников, торговцев и других категорий зажиточных горожан. Учитывая такое слияние технологий и социальных тенденций, Церковь не могла удержать Священное Писание под замком. Библия вышла в мир. И когда религиозная информация хлынула в христианское общество из множества конкурирующих источников, она – как и наблюдаемые астрономические аномалии, нарушавшие стройную конструкцию птолемеевских звездных карт, – разъела и подорвала всеобъемлющий религиозный нарратив, долгое время сшивавший европейское созвездие в единое целое.

Критические замечания Лютера в адрес Римской церкви были подобны горящей спичке, поднесенной к бочке с порохом. Прежде целостный христианский мир взорвался гражданской войной между католическим монолитом и группами христиан, которые хотели создать собственные автономные конфессии, не связанные с Римской церковью. Это не имело ничего общего с «великим расколом» между Церквями Рима и Константинополя. Здесь Церковь не противостояла Церкви. По существу говоря, здесь одна монолитная Церковь противостояла множеству попыток отдельных людей создать свои собственные Церкви. Протестантское движение вычленило из единого христианства множество разных христианств, и это переплелось с появлением множества отдельных светских королевств. Религиозные гражданские войны продолжались почти два столетия и закончились только с заключением в 1648 г. Вестфальского мира, по которому светские правители отныне получили право решать, какая версия христианства будет исповедоваться на территории их государств. Таким образом, религиозная гражданская война в Европе завершилась тем, что посеяла семена новой формы социального образования, которая созревала следующие несколько столетий, – национального государства.

Рождение науки