В прежние времена весь китайский чай производился в поместьях, принадлежавших землевладельческой аристократии. Помимо чая там выращивались и другие сельскохозяйственные культуры, и занимались этим крестьяне, которые на протяжении многих поколений жили и трудились на хозяйских землях. Отношения между землевладельцами и крестьянами определяли конфуцианские ценности: эти две группы были связаны между собой паутиной взаимных обязательств, смягченных скрупулезными правилами этикета и осознанием взаимного долга. Теперь же прежние поместья превратились в плантации – огромные участки земли, отданные под одну товарную культуру. Главной целью сельскохозяйственного производства стала продуктивность, призванная максимизировать экономическую отдачу с земли. На плантациях трудились наемные рабочие под надзором профессиональных управляющих, которых куда больше заботила чистая прибыль, нежели конфуцианские ценности. Это был новый мир.
Правителям Цин и их советникам он не очень нравился. Им нравились деньги европейцев, но не их тлетворное культурное влияние. Чтобы оградить от него население страны, они запретили иностранным торговцам доступ на территорию империи, ограничив их пребывание несколькими торговыми портами на побережье. Негоциантам предписывалось сидеть в этих портах и ждать, когда прибудут их китайские коллеги и примут у них заказы; затем европейцам надо было отдать деньги вперед и снова ждать, когда китайские торговцы вернутся с заказанными товарами. После этой затяжной процедуры им надлежало погрузить товары на корабли и убираться в свою Европу.
В ответ на эти унизительные условия европейские торговцы лишь пожимали плечами. Они приплывали сюда, чтобы делать бизнес, а не дружить. Что их глубоко огорчало, так это категорический отказ китайцев что-либо покупать. Китайцы никогда ничего не покупали. Они хотели только продавать, продавать, продавать. А в уплату принимали только золото, серебро и драгоценные камни, особенно бриллианты. Я думаю, вы уловили суть. Как сказал один из императоров династии Цин, «у Китая есть все – европейцам нечего нам предложить». Местные товары превосходили все то, что производилось в Европе. Так зачем же китайцам было покупать что-то у европейцев?
Тем не менее китайские товары приносили западным предпринимателям большие прибыли, поэтому те продолжали обивать пороги Поднебесной империи. Экспорт шелка вырос до беспрецедентных объемов, как и экспорт фарфора. В Европе слово
В 1720 г. британцы импортировали из Китая 200 000 фунтов чая. В 1729 г. – 1 млн фунтов. К 1760 г. их чайный импорт вырос до 3 млн фунтов; к 1790 г. – до 9 млн. Позвольте мне повторить: до девяти миллионов фунтов[30]
! Немало, да? Но это было только начало: к середине XIX в. британский импорт китайского чая поднялся до 36 млн фунтов[31] в год. Если раньше фарфоровые изделия упаковывали в чай, чтобы те не разбились в пути, то теперь фарфор возили в трюмах чайных кораблей как балласт.Такая односторонность торговых отношений серьезно тревожила европейские правительства. Серебро, которое утекало из Европы, было вечным металлом и неизбежно делало Китай богаче. А покупаемый чай в итоге превращался в мочу. Западноевропейская культура во многом стала культурой торговцев, а торговцы имели довольно простое представление о богатстве. Богатством в их понимании были наличные деньги. Если вы продавали больше, чем покупали, – вы богатели. Если же вы, наоборот, больше покупали, чем продавали, – вы беднели. Под наличными деньгами понимались драгоценные металлы. Кто накапливал больше слитков золота и серебра, тот и становился победителем – так гласила теория, и она, безусловно, была верна для индивидуальных торговцев. Но европейские правительства рассматривали через эту призму и свои национальные экономики, и с такой точки зрения Китай вгонял Великобританию в нищету.