Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей

В этот период европейские христиане ощутили потребность в прошлом, которым они могли бы восхищаться, и поиски такого прошлого завели их во времена, предшествовавшие возникновению их собственной традиции. Ученые-монахи в бурно развивающихся университетах обратили внимание на древнегреческие тексты как на нечто достойное изучения. Нет, они не пытались поставить Зевса в один ряд с Иисусом. И обретение Царства Небесного по-прежнему оставалось для них главной целью жизни. Но греки, на их взгляд, порой говорили дельные вещи, остающиеся актуальными во все времена.

На самом деле некоторые аспекты древнего греко-римского нарратива были впитаны католической концептуальной парадигмой с самого начала ее существования. Для римлян и греков мир состоял из двух отдельных, но параллельно существующих реальностей – светской и сверхъестественной. Католическое созвездие также признавало эту дихотомию, но утверждало, что значение имеет только сверхъестественная реальность – Царство Небесное.

Однако возрождение к жизни греко-римского нарратива привело к тому, что европейские интеллектуалы сочли возможным сосредоточиться и на другой части этой дихотомии. Они позволили себе размышлять о материальном мире за рамками соображений о спасении души. Схоласты встали на этот путь под влиянием идей, просочившихся из исламского мира. Они еще не сознавали, что открывают двери светскому нарративу простым признанием того, что разум есть атрибут Бога, а следовательно, благодаря разуму – и это не противоречит Его воле – люди могут проникнуть в тайны сотворенного Им мира.

Знаменитый схоласт-монах Альберт Великий, преподававший в Парижском университете, живо интересовался алхимией, о которой узнал из мусульманских источников, и заложил фундамент для ее превращения в основанную на наблюдениях химическую науку: его метод состоял в том, чтобы проводить опыт с веществом, записывать, что произошло, а затем проводить следующий опыт. (Кстати говоря, один из его влиятельных трактатов был посвящен усовершенствованию пороха.)

Его современник Роджер Бэкон, тоже монах, профессор, философ, любитель мистики и алхимии, задал фундаментальный вопрос: «Как определить, что данная информация истинна?» Хм, хороший вопрос! Вопрос, который никогда не устареет. Общепринятый метод гласил: первым делом свериться со Священным Писанием. Если информация ему противоречит, значит, она ложна. Если она проходит проверку Священным Писанием, следующим шагом необходимо провести тест Аристотеля: «Имеет ли это разумный смысл?» Если информация не проходит тест Аристотеля, значит, она неверна. Бэкон, однако, осмелился заявить, что не все, что представляется разумным, истинно. Он предложил использовать трехэтапный процесс получения знаний, который состоял из предположения, эксперимента и последующего наблюдения. Другими словами, он предложил метод получения истинной информации о мире без отсылки к Богу. Нет-нет, не подумайте: Бэкон ничего не имел против Бога; он просто Его не упоминал. Но именно это упущение и было революционным само по себе, потому что Бэкон негласно поддержал центральный постулат греко-римского нарратива: не все в мире сводится к богам – есть и другие вещи.

Самым знаменитым учеником Альберта Великого был Фома Аквинский, прославившийся тем, что использовал логику Аристотеля для доказательства существования Бога. Двумя столетиями ранее сама мысль о том, что существование Бога требует каких-либо доказательств, шокировала бы любого европейского христианина как одновременно смехотворная и кощунственная. Следует отметить, что и Фома Аквинский, и Роджер Бэкон, и Альберт Великий, и прочие их современники безоговорочно верили, что Бог создал все и Бог правит всем. Они не были сомневающимися; они лишь разработали метод получения знаний, который вел от материального вопроса к материальному ответу в обход Священного Писания. На их взгляд, этот путь нисколько не противоречил мироустройству, постулируемому католической церковью. Они просто добавляли больше звезд в свое созвездие идей. Заполняли пробелы в картине мира, если хотите.

Но дело в том, что вопросы, которые вы задаете, предопределяют ответы, к которым вы придете. То, что египтяне рисовали людей только в профиль, вовсе не означало, что они никогда не видели их анфас. Просто такие портреты не интересовали египтян: их картины служили совсем иным, не художественным целям. Византийские художники создавали плоские мозаичные изображения Христа вовсе не потому, что не знали, как передать иллюзию глубины. Их не интересовала эта иллюзия: их целью было передать духовное состояние, видимое только душе. И именно потому китайские художники эпохи Тан не стремились изобразить на картинах точную копию того, что было у них перед глазами, чтобы зритель не смог отличить нарисованный пейзаж от настоящего. Они стремились с помощью художественных методов вызвать у зрителя состояние безмятежности, покоя и гармонии, приближавшее его к нирване.