Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей

Опираясь на теорию Платона, Птолемей и другие ранние астрономы не только рассчитывали траектории звезд, но и рисовали невидимые сферы, определявшие эти траектории. Проблема была в том, что все время обнаруживались новые блуждающие звезды, движение которых не вписывалось в существующую систему. Поэтому приходилось добавлять все больше и больше новых сфер. Некоторые звезды двигались по таким замысловатым траекториям, что астрономы были вынуждены помещать их на крошечные вращающиеся диски, которые крепились к большим вращающимся дискам, а те – к еще бóльшим, и вся эта конструкция монтировалась на одной гигантской вращающейся сфере. В конце концов птолемеевское объяснение звездного неба превратилось в сложнейший и громоздкий часовой механизм, состоящий из множества невидимых дисков и сфер. Но никто не ставил под сомнение его существование, потому что этот небесный механизм работал почти идеально. Ключевое слово здесь было «почти».

В ту эпоху ничто в феодально-католическом нарративе не мешало европейцам признать математическую гармонию как один из важнейших атрибутов Бога. Она стала предметом схоластической веры. Человеческие чувства не всегда были в состоянии распознать скрытый порядок в сотворенном Богом мире, но это мог сделать человеческий разум. Стремление понять фундаментальные принципы, объясняющие кажущуюся хаотичность природы, было равносильно стремлению познать замысел Бога. Никто не думал, что это плохо. Но вряд ли кто-то тогда мог предвидеть, к каким революционным последствиям приведут поиски.

Идея Европы

Поскольку большинство участников первых Крестовых походов были уроженцами Франции, левантийские мусульмане называли всех крестоносцев франками. Крестоносцы также называли своих мусульманских противников собирательно сарацинами. Поглощенные собственной значимостью, мусульмане таким образом выражали свое презрение к европейским оккупантам: зачем отличать одного надоедливого комара от другого? Но для европейцев наименование мусульман одним общим словом несло совершенно иной смысл: это помогало им создать монолитное «другое».

В эпоху феодальной раздробленности каждая маленькая область была настолько сосредоточена на себе и своих локальных интересах, что никто в Европе не называл себя европейцем, точно так же, как сегодня никто из жителей Земли, находящейся в галактике Млечный Путь, не называет себя «млечнопутейцем». Но с началом Крестовых походов европейские христиане стали осознавать себя частицами единого социального целого, обладающего общей уникальной идентичностью. По пути в Святую землю европейцы сталкивались со множеством других европейцев из множества других мест и понимали: все они направляются в один пункт назначения с одной целью, то есть находятся на одной стороне! Но, если есть одна сторона, обязательно должна быть и другая

. И чем более непохожей она окажется, тем сильнее станет разделяемое европейцами чувство общности. Не нужно было самому участвовать в Крестовых походах, чтобы испытать гордость за это героическое предприятие, – аналогично тому, как сегодня нам не обязательно самим играть в футбол, чтобы праздновать победу своей домашней команды. Хотя лишь небольшое число европейцев отправлялись воевать на Восток, все остальные знали, что он существует – этот Восток, чуждый мир, с которым идет война. Именно Крестовые походы способствовали рождению идеи Европы. Осознав, что существует некое чуждое целое, к которому они не принадлежат, европейские народы резко ощутили себя единой общностью. С этого момента новое социальное созвездие занялось определением самого себя.

Идентичность, сформированная инаковостью другой стороны, укрепляется путем искоренения любых следов инаковости у себя внутри. Когда мусульмане не оставили христианам надежды на отвоевание Леванта, Крестовые походы не прекратились: они переместились в Европу и обратились против внутреннего врага. В 1231 г. католическая церковь учредила судебный орган под названием «святая инквизиция» (от лат. inquisitio – «розыск»), чтобы очищать от ереси христианский мир. Внимание инквизиции немедленно привлекли два еретических очага во Франции: альбигойцы и вальденсы, два движения за возрождение чистой религии, сторонники которых утверждали, что бедность и самоотречение есть неотъемлемые требования христианской жизни. Любому купавшемуся в роскоши епископу было очевидно, насколько богохульственны (и опасны) такие идеи. Поощряемый инквизицией, французский король начал Крестовые походы против этих еретических учений, уничтожив значительную часть вальденсов и полностью истребив альбигойцев.