– Когда сам, там и безумие битвы, и злость, и ярость пьянят и отравляют кровь. Пыл, азарт, все вокруг несется стремительно. Либо ты, либо тебя. И от осознания того, что смерть так близко, вот прям в считанных ударах сердца, жизнь чувствуешь острее и ярче. Словно вкус к ней просыпается. А, когда приказываешь другим, то всего этого нет. Только тягучая тоска ожидания и груз ответственности на плечах.
– Прям поэт.
Маруш отсалютовала магу бокалом.
– Нет, – усмехнулся он. – Это не похоже на поэзию, отнюдь. Даже на то, что о войнах сочиняют рифмоплеты, даже это все неправда. Блеск, мишура, сопли и чуть-чуть фантазий. Хотя фантазия у них у всех ужасающе бедна. Если древние, опиравшиеся еще на собственный опыт, слагали свои кровожадные саги грубо, но от души, то нынешние… Переписывают друг у друга, иногда даже затасканных образов не меняя, вот и кочует вся эта ерунда из поэмы в роман, а оттуда в новомодный мелодраматический сонет. Мерзость.
Тиана покачала головой. Надо же, какие тонкие материи. А поначалу показалось, что он просто разбойник. Романтик клинка и перерезанных глоток, тоже еще.
– И многих ты убил? – поинтересовалась жадная до жестоких подробностей Маруш. – И как именно?
Тиана вздохнула.
– Десять? Двадцать? – бойкая девица откровенно насмехалась, не веря, что вот этот вот мирный, безобидный человек со картинной внешностью сказочного злодея, кого-то там в самом деле убивал.
А вот Тиана в этом ни на мгновение не усомнилась. Как же, герцог ди Вьеноцци, наследник старинного южного рода, союзник и чуть ли не побратим Фъямэ сол Ньэрэ. Убийца, заговорщик, предатель. Ему нужно только назвать свое имя и все вопросы отпадут сами собой. Но он, понятное дело, не стал. Тиана и Нира тоже предпочли молчать.
Зато не смолчал лис, которого Реймарэ назвал инквизитором, а Тиана, из вредности не запомнившая его имени, так и продолжила обозначать в мыслях.
– Тут нужен немного другой порядок цифр, – сказал он негромко, но веско, сразу притянув к себе внимание. – Погубленные этим господином души следует исчислять не десятками и, боюсь, что даже не сотнями.
– Их больше? – спросила Маруш.
– Намного, – пожал плечами Реймар. – Но не душ, нет. Души я не трогал, в их гибели винить можно кого угодно, хоть Трехликую Мать, но не меня. Мое людоедство ограничивалось бренной оболочкой, хрупкой, смертной, несовершенной. Ну или сотней-другой оболочек, ваша правда.
– Трехликую, как вы сказали? – рыжий вроде и пил, но хмелел медленно, в отличие от замученного мага, серо-зеленые глаза которого давно уже застилала дымка опьянения.
– Трехликую Мать. Богиню Перекрестков. Госпожу Ледяной луны. Ту, которую все еще чтят на Юге, строят ей храмы, и которую так боитесь вы все здесь. А ведь она учила людей…
«Замолчи!» – внутренне взвыла Тиана. «Дурацкий мальчишка!». Реймар то ли перехватил ее взгляд, то ли сам вдруг опомнился и улыбнулся:
– Это ведь южные сказки, сударь, не больше. Чего тут бояться? Почти как про огромного ржавого кита, который однажды приплывет и извергнет из брюха Истинного Короля Мира.
В прищуре рыжего графа веселости было мало.
– Или про Черный Корабль, – сказал он. – Тоже сказочка. Приплывет, мол, корабль последнего пирата южных морей с края океана, с полными трюмами чудес. Спустятся с его палубы юные боги и как начнут править людьми по-своему. И закончатся голод, нищета, болезни, неурожаи… Так?
– Так. Что же в этом дурного?
– А пока режь на алтарях рабов и неугодных во славу Трехликой. Режь, копи магическую силу и жди спасения.
В голосе Инквизитора яду хватило бы, чтоб отравить полстолицы самое малое.
Скулы Реймара вспыхнули лихорадочным румянцем, он хотел было что-то ответить. Но мягкая рука Ниры снова легла на его плечо.
– Друзья мои, я так устала, – печально вздохнула сладкоголосая фея. – Был очень насыщенный день, да и ночь удалась на славу. Я иду спать, я совсем без сил. Тиана проводит тех, кто собирается домой, и велит горничным приготовить постели всем, кто остается. Люблю вас очень.
Встала, изящно поклонившись и шаловливо помахав ручкой, и ушла так быстро, словно растаяла дымкой. Совершенно обескураженный взгляд Реймара еще долго прожигал дыру в бархатной портьере, за которой скрылась самая прекрасная женщина на свете.
Тиана решительно поднялась с ковра и приняла самый зловредный вид, на который была способна. Даже руки в бедра уперла.
– Нет, никто никого совершенно не выгоняет, – мрачно сказала она, – вы все здесь желанные гости. Так что можете продолжать пить вино и веселиться.
Последнее слово она процедила прямо в лисье неприятное лицо. А потом широко улыбнулась осуждающей такое поведение Финеллите. И с нагло-туповатым видом осталась стоять посреди комнаты, демонстрируя ошеломляющее гостеприимство, да.