Цветы в тумане: вглядываясь в Азию

Вот и Цинъюаньшань, который теперь превращен в туристический аттракцион уездного масштаба. Все как в знаменитых горах Китая, только на порядок меньше масштабом. У входа выторговываю себе, как лицу пенсионного возраста, билет за полцены. Возможность таких поблажек, как принято в Китае, зависит от местности и настроения работников кассы. Мне, как говорящему по-китайски, обычно не отказывают. Главная достопримечательность Цинъюаньшань – феноменальная статуя Лао-цзы, изваянная неизвестным мастером из валуна где-то в XIII в. и ставшая образцом для позднейшей иконографии даосского мудреца-божества. Лао-цзы сидит, положив руку на свой канон и чуть подавшись вперед. Могучий морщинистый лоб, широкий нос, растопыренные длинные уши-локаторы, распластанная на груди борода, лицо, да и вся фигура исполнены невероятно живой экспрессии, рот открыт, словно древний патриарх сейчас скажет миру что-то очень важное. На статую нужно смотреть только в фас или в крайнем случае в профиль: скульптуры в полном объеме Китай не знал. Все потому, что самое важное в человеке можно чувствовать, но нельзя видеть. Трудно поверить, что статуя предполагала религиозное поклонение, но таков Китай: в китайском искусстве небесное выражается в самом что ни на есть человеческом и мирском.

На площадке перед скульптурой Лао-цзы из земли выступают несколько камней, похожих на скалы посреди моря, – совсем как в знаменитом саду Пятнадцати камней в храме Рёандзи в Киото. Может быть, здесь их и подсмотрели киотоские монахи – связь с Японией осуществлялась как раз через юго-восточное побережье. Но какая разница в отношении к атрибутам святыни! В Японии эти камни среди разграбленного песка благоговейно созерцают издали, а здесь мне все никак не удавалось их заснять: то по ним ползали дети, то их с хохотом топтали самодеятельные фотографы. Мог ли Лао-цзы осудить их? Ведь он учил, что Великое Дао там, где люди «управляются сами».

А перед площадкой с камнями теперь стоит новодельная скульптурная композиция, изображающая встречу Конфуция и Лао-цзы. Современный китч. Два великих мудреца сидят у столика с книгами, а беседуют они, по преданию, о самой важной в Китае вещи – ритуале. И, возможно, в этой беседе Лао-цзы и поведал миру своей величайшее, шокирующее откровение: подлинный ритуал… не ритуален!

За статуей Лао-цзы тропки, как и положено на святых горах Китая, разбегаются в разные стороны. Но главная из них ведет к буддийскому храму, который посвящен знаменитому буддисту современного Китая Хунъи. Здесь находится его могила, а для пущей назидательности еще и статуя в позе сидячей медитации. На памятнике надпись: «Все истинное и ложное, древнее и современное сливается в мимолетный сон». Главный зал храма украшает девиз: «Небесный свет, тени облаков», т. е. когда рассеются облака заблуждений, солнце истины проступит само собой.

Времени у меня мало, и от храма я спускаюсь к выходу. Теперь мой путь лежит в большой храм танской эпохи Кайюаньсы – еще одно свидетельство процветания и вольности торгового города. Такси нигде не видно, но есть подходящий автобус, и я за 20 минут доезжаю на нем до монастыря. Храм занимает огромную территорию, в нем множество залов и две высокие пагоды, пережившие, кстати, несколько сильных землетрясений. Пагоды украшены барельефами, поражающими психологической насыщенностью образов в стиле «толстобрюхого Милэ» (Майтрейи) или нищих монахов-бродяг, подателей счастья. Оказывается, уже в те времена в местной иконографии процветал не то дерзкий, не то иронический реализм, а вернее сказать, псевдореализм образов-типов, в которых чувство черпает силу из самоотрицания, что придает этим образам приглушенно, а где-то и явно гротескный характер. Показывают они одну как нельзя более простую вещь: в жизни много страсти… из ничего.

Пройдя от буддийского монастыря через оживленный торговый квартал с христианской церковью, подхожу к знаменитой древней мечети Цюань-чжоу. Здесь в средневековые времена была многочисленная колония персидских и арабских купцов. От первоначальной мечети – в последний раз она была обновлена в начале XIV в. при монголах – остались только высокие ворота и заросшая травой поляна с колоннами. Современная мечеть – комплекс павильонов в китайском стиле с цветниками и внутренними двориками. Она теперь музей, куда пускают всех желающих. А по соседству – огромный храм популярного в народе бога Гуань-ди, которого молят о богатстве. Желтые крыши павильонов с высокими коньками и задранными вверх карнизами сливаются в одно ритмическое целое, что-то вроде волнующегося моря или клубящихся облаков. Очень естественная идея жизни, причем одновременно земной и небесной.