Цветы в тумане: вглядываясь в Азию

Занятия проходили на крыше гостиницы, а в дождь или при сильном ветре – в офисе учителя Су. Начинались они в пять утра и длились часа два-три. Когда выходишь на крышу перед началом занятия, город и горы еще погружены в ночной мрак, вокруг тишина, только иногда свистнет вдали тепловоз. Встаем лицом на восток, чтобы «впитывать силу восходящего солнца». Восточный край неба постепенно светлеет, громады гор и усеянная домами равнина внизу понемногу выступают из тьмы, воздух теплеет, птичьи трели приветствуют рассвет. Ведет занятие ученик нашего даоса, а сам он стоит в стороне и поправляет наши стойки и движения, изрекая простые истины совершенствования по-китайски: «Расслабьтесь!» «Еще расслабьтесь!», «Дышите ровно», «Спина прямая!», «Отстраняйтесь от суетных мыслей», «Не спешите!». «Весь секрет исполнения этих упражнений, – добавляет он, – в том, чтобы делать их медленно. Даже Лао-цзы уехал из Китая на буйволе потому, что буйвол ходит медленно». Медленные движения быстро приносят плоды: приходит внутренняя сосредоточенность, мышцы словно расплываются, чувство тяжести тела сменяется приятным ощущением плотной, как бы взрывчатой пустоты и растекающегося жара. После занятия заряд бодрости и ясности духа остается на весь день «Институт Яшмового источника» расположен по соседству с даосским монастырем и большим парком, где даосы в своих черных шапках и серых халатах степенно прохаживаются бок о бок с туристами и семьями из местных. Атмосфера праздности неожиданно, но очень естественно объединяет здесь монахов и мирян. Хуашань живет воспоминаниями о нескольких легендарных даосах: Люй Дунбине, Чжан Саньфэне и особенно Чэнь Туане, создателе знаменитой эмблемы Великого Предела. Статуя Чэнь Туаня в позе его фирменного способа медитации во сне украшает вход в парк. В одной из пещер при монастыре можно увидеть такую же лежачую черную статую Люй Дунбиня, накрытую до плеч красным покрывалом. Новодел, конечно. Прежнюю скульптуру разбили хунвейбины. Рядом стоят две стелы, на которых изображены схемы мирового круговорота в его поступательном и возвратном направлениях.

Помимо даосской символики в парке представлен мотив «национального возрождения». Этой великой цели посвящены надписи на двух больших валунах, поставленных здесь недалеко друг от друга и с небольшим разрывом во времени в 1918 и 1919 годах. Еще одно свидетельство того, как много значит для китайцев память о диктате колониальных держав. Эта память и сегодня не дает им покоя и скрытно движет их мыслями и поступками.

По вечерам площадь перед статуей Чэнь Туаня превращается в дискотеку на открытом воздухе. Впрочем, танцы – только одно из множества выражений игровой стихии, разлитой по всему Китаю.

Драконы на крышах китайских храмах играют с «пылающей жемчужиной». Львы перед воротами тех же храмов играют с шарами. А внутри храмов, обвешанных наподобие казино гирляндами лампочек, боги с хитрой улыбкой крупье сидят перед столом с гадательными палочками, предлагая сыграть в судьбу. Ибо в Китае даже боги не властны над случаем.

Простые люди играют в карты и мажонг. Интеллигенция играет в шашки и шахматы.

Мужчины городка Хуашань играют кнутами, оглушительно ими щелкая. Женщины Хуашани самозабвенно играют в танце. Дети просто играют. Старики, сидящие у дверей Ассоциации пожилых людей, смотрят на играющих.

Игра есть там, где все понарошку, все иллюзия и даже – если играет военный стратег – обман. Но игре, тем более если хочешь кого-то обмануть, нужно искренне и, значит, сознательно предаваться. В мире игры, где все неопределенно, только искренность игры дает ориентир в жизни, только она правдива. Вот корень китайской мудрости. Если европейцы спасают свои либеральные ценности «критицизмом» (который все труднее отличать от кретинизма), то китайцы оправдывают свой «патерналистский авторитаризм» игрой. Играя во власть, мы власть удостоверяем и получаем возможность властвовать. Точно так же мы «танцуем танец» или даже наслаждаемся наслаждением. Для этого нужно только «оставить себя», что даже не требует усилия. Все забывая, мы становимся собой в действии. Создавая пародию, игровое подобие, мы указываем место, где может укрываться оригинал. Таков секрет «китайских церемоний», а точнее, чистой ритуальности, которая созидает тончайшую соотнесенность всех вещей. Ирония и комизм так глубоко вошли в мышление китайцев, что им недоступен – да, по сути, и вреден – циничный юмор европейцев. Недавно я увидел апофеоз этой спасительной мудрости игры: на стене универмага в Гуанчжоу висел огромный плакат на тему энергично пропагандируемой ныне в Китае «китайской мечты». На плакате было написано: «Весь народ танцует китайскую мечту!»