Уданшань – не просто гора, а большой горный массив. Путешествие на автобусе от одной станции до другой занимает минут тридцать. За окном проплывают роскошные виды: поросшие курчавой зеленью склоны, пропасти, цепочки горбов на горных кряжах, время от времени мелькают прилепившиеся к отвесным скалам, словно висящие над пропастью красно-зеленые храмы. К главной вершине поднимаюсь на канатной дороге, с нее открывается бесконечная горная даль: горные хребты горбятся и извиваются, как стая могучих драконов. С вершины спускаюсь по аккуратно выложенной лестнице, открывая все новые памятные места. Спуск занимает часа четыре, его конечный пункт – Храм Южной скалы с оригинальными, почти квадратной формы павильонами, крытыми сине-зеленой – в древнем вкусе – черепицей. Рядом – небольшой храм в классическом стиле, висящий над глубоким обрывом.
Своим возвышением даосские храмы на Уданшань обязаны императору минской династии Юнлэ (это девиз царствования, и он означает «Вечная радость»). Этот правитель пришел к власти в 1402 г. в результате государственного переворота. Его брат и предшественник на троне сгорел заживо в своем дворце. Нечистая совесть подвигла узурпатора на неординарные деяния: он снарядил несколько крупных морских экспедиций, чтобы заручиться признанием всех царств мира, и задумал собрать все написанное прежде в одну суперэнциклопедию. Ни то ни другое не вошло в историю: корабли изрубили в щепки, собранная энциклопедия оказалась такой большой, что ее не смогли напечатать. Более успешным направлением этой политики неуемного самовозвеличивания, маскирующей внутреннюю неуверенность, было поощрение «людей Дао» на горе Уданшань. Покровителем последней считался, кстати, Темный воинственный император, владыка Севера и один из высших даосских божеств. Самый подходящий патрон для брутального самозванца. Обращение к даосизму тоже можно рассматривать как знак заметно усилившегося при минской династии авторитарного начала в имперской политике, ибо даосизм, подобно синтоизму в Японии или бон в древнем Тибете, был в большей степени ориентирован на поддержку царской власти, чем буддийская община. Наверное, Темный воинственный император в самом деле неслучайно стал избранником местных даосов: в величественных пейзажах Уданшань мне почудилась какая-то неумолимая, жестко дисциплинирующая строгость. (Уданшаньские даосы, впрочем, упорно отказывались обсуждать со мной причины, по которым император Юнлэ обратил внимание на их горы.)
На покровительстве императоров династии Мин рассказ о связи Уданшань с воинственностью не заканчивается. Уданшаньские горы стали колыбелью так называемого внутреннего, или мягкого, боевого искусства, которое учит побеждать силу не чем иным, как расслаблением и сопутствующей ему тонкой духовной чувствительностью. Отсюда пошли всемирно известные ныне традиции Тайцзицюань (Кулак Великого Предела), Багуачжан (Ладонь Восьми Триграмм) и еще двух десятков школ. Здесь же, по преданию, жил родоначальник «внутренних» школ даос Чжан Саньфэн. Кстати, о Чжан Саньфэне. На Тайване мне приходилось слышать от одного очень знающего человека, что Чжан Саньфэн жив и поныне. Местные даосы тоже так думают. По словам главы местной школы ушу Юань Лимина, последний раз Чжан Саньфэна видели в 80-х годах в храме Дачангуань, где легендарный старец с «бородой, звучавшей как металл», ночью варил рис, а изумленному сторожу заявил, что он здесь живет и никуда не собирается уходить, после чего чудесным образом испарился.
Я был на Уданшань лет двадцать назад, встречался с тогдашним руководителем уданшаньской школы боевых искусств. Главным советником при нем был учитель по фамилии Лю из школы тайцзицюань в Чжаобао, ведущей родословную от Чжан Саньфэна. Теперь у меня была похожая цель – познакомиться с начальником школы боевых искусств при храме Восьми небожителей (Басяньгуань) Юань Лимином. Учитель Юань встретил меня у автобусной остановки, где туристов потчуют местным чаем (о нем речь впереди). Это был человек небольшого роста со стремительными движениями, волосами, собранными на макушке в пучок, как принято у даосов, и белой, словно светящийся изнутри кожей. Поздоровавшись, он потащил меня в узкую щель у дороги – там крутая и узкая лесенка вела в офис его школы. Половину небольшой комнаты занимал алтарь прежних мастеров школы вплоть до Чжан Саньфэна, с одной стороны алтаря стоял столик для чаепития, с другой – что-то вроде канцелярского стола. Из офиса был выход на галерею, висящую над глубокой пропастью. Вдоль галереи располагались комнаты учащихся и общая кухня.
Моя первая встреча с учителем Юанем была непродолжительной. Он спешил домой в уездный город Шиянь в десятке километров от Уданшань, где его ждали жена и сын, а на следующий день, в понедельник, занятий в школе нет. Перед отъездом учитель Юань передал мне ключ от квартиры в новом общежитии школы на окраине их маленького поселка. К квартире вела все такая же парящая над пропастью галерея, из ее окна открывался прекрасный вид на окрестные горы с чайными плантациями.