Тварь из бездны времен

Дорману хотелось возразить и напомнить, что таких мамонтов находили в Сибири довольно часто — их туши были закованы в замерзшую почву; даже мясо так хорошо сохранилось, что его можно есть без всякой угрозы для жизни. Но живой зверь — или только что убитый — да, это было по–другому. И вновь ему стало стыдно за свои поспешные решения.

Затем его беспокойство за безопасность Джоан ожило снова и все остальное, казалось, утратило для него всякий смысл.

Не потребовалось никаких уговоров с его стороны, однако, чтобы заставить Эймса и Тлану двинуться дальше. Лицо Эймса сейчас помрачнело, как будто время, которое они потеряли, несмотря на его краткость, очень беспокоило его. Он не только разделял озабоченность Дормана о безопасности Джоан, но и волновался о том, как напряжение и неопределенность могут повлиять на его друга, если не найдется ничего, что даст им какую–то надежду.

…Третий зверь лежал на равнине как раз за небольшой возвышенностью, которая скрывала его из виду до

тех пор, пока путешественники не оказались почти над ним.

Это был огромный, белоснежный кабан. Его бивни казались почти такими же длинными, как у мамонта, и он был лишь немного меньше размером. Из него торчало восемь стрел, одна вонзилась в шею. Зверь лежал на боку; он, очевидно, долго бился в агонии, потому что снег вокруг него был сильно разбросан в разные стороны и обнажился обширный участок голой земли, которая блестела, как отполированная медь, в лучах рассвета.

Следы подходили ближе к зверю, чем к двум другим, и Эймс остановился на мгновение, прежде чем спуститься по дальней стороне склона, и поднял руку в предупредительном жесте.

— Отойдите назад, — сказал он. — Там что–то есть — я не уверен, но я могу поклясться, что его бока немного шевельнулись, как будто он еще жив. Нам не следует подходить так близко, как к тому огромному бобру. Лучше не повторять ошибку.

— Не понимаю, как он может быть жив, — сказала Тлана. — Восемь стрел — и одна из них в шею.

— Давайте не будем рисковать, — быстро сказал Дорман. — Харви прав. Мы можем снова вернуться к следам достаточно легко, если будем держаться по крайней мере в ста футах от него, пока не отойдем на значительное расстояние.

— Нам лучше даже не спускаться по склону в этом месте, — сказал Эймс. — Это может привести нас слишком близко. Подождите…

Он указал на верхнюю часть склона.

— Просто пройти около семидесяти футов, сказал он. — Это будет уже достаточно далеко. Мы сможем немного увеличить расстояние, когда снова окажемся на ровной земле.

Минуту спустя они спускались, казалось, на безопасном расстоянии. Но как только они достигли подножия склона и увидели, что кабан начал шевелиться, то осознали, что совершили ошибку.

Судорожная дрожь прошла по его телу, и прежде чем он смог развернуться и, пошатываясь, подняться по

склону, зверь с трудом поднялся на ноги, а потом помчался прямо на них, его красные глаза блестели, а его бока, залитые кровью, резко поднимались.

Обезумевший от боли монстр двигался так быстро, что оказался меньше чем в тридцати футах от склона, прежде чем Эймс смог извлечь свой большой лук из тонкого футляра, из меховых шкур на плече, вырвать стрелу из колчана, свободно висевшего на талии, положить стрелу на тетиву, оттянуть тетиву и тщательно прицелиться.

Не более десяти футов отделяли заряженного кабана от склона, когда стрела нашла свою цель, вонзившись прямо между маленькими глазками зверя и заставив его содрогнуться и замереть.

Обе его передние конечности подогнулись, и зверь неуклюже повалился вперед, голова еще фута три проехала по снегу. Потребовалось много времени, прежде чем монстр умер; он стал казаться еще чудовищнее и уродливее, когда искра жизни угасла. Тело, которое осталось на замерзшей равнине, когда последний, судорожный спазм закончился, напоминало не дикого кабана, какого–то зверя с белым мехом, неопределенной формы, с раздробленными костями.

Эймс повесил свой большой лук обратно на плечо и затянул полоски меховой шкуры, чтобы убедиться, что оружие будет прочно держаться на месте. Он с беспокойством посмотрел на Тлану, которая, казалось, с большим трудом успокаивалась. Она немного покачивалась, но, когда Эймс двинулся вперед, чтобы успокоить ее, отмахнулась.

Нет мы должны продолжать, — сказала она, ее голос дрожал от наплыва эмоций. — Как будто ничего не случилось. Мы не должны останавливаться сейчас, даже не стоит говорить о том, как сильно нам повезло, что мы живы.

Дорман, который вообще не двигался, протянул руку и опустил ее на мгновение на плечо крохотной женшины. Он нежно сжал пальцы, зная, что Тлана поймет его правильно, догадается, что он благодарит ее за мужество и беспокойство.

Теперь не было никакой необходимости держаться в стороне от убитого зверя. Они вернулись к тому месту где следы тянулись по снегу неразрывной двойной цепочкой.

Не было никаких указаний на то, что Джоан спотыкалась и падала, хотя путешествие оказалось уже довольно долгим. За это, по крайней мере, Дорман был благодарен.