Каждую субботу — баня. За чистотой следили строго. Как водилось в дворянском обществе, за лицеистами ходило несколько дядек: они чистили сапоги, платье, прибирали в комнатах. Впрочем, и здесь привилегии, льготы воспитанников сочетались с весьма суровыми, даже спартанскими, деталями быта — казённое платье, к примеру, так редко заменяли, что многие даже в церковь являлись в заплатках… Кстати, сохранилось немало свидетельств о добрых, даже дружеских, отношениях воспитанников с «обслуживающим персоналом»: опросив друзей поэта, известный исследователь его жизни и творчества П. И. Бартенев запишет: «Пушкин легко сходился с мужиками, дворниками и вообще с прислугою. У него были приятели между лицейскою и дворцовою царскосельскою прислугою».
Но вернёмся к лицейскому распорядку дня… В половине девятого — звонок к ужину.
После ужина до 10 часов отдых, развлечения. В зале в это время, по словам Пущина, «мячик и беготня» — сегодня мы сказали бы — спортивные упражнения.
В 10 — вечерняя молитва, сон.
Горят ночники во всех арках. Дежурный дядька мерными шагами ходит по коридору.
Им в общем неплохо вместе, этим мальчишкам, которым, правда, нельзя ездить домой и очень трудно даже изредка видеться с родителями. Уроков немало, зато немало и забав. Получив задание от Кошанского описать восход солнца в стихах, туповатый Мясоедов поражает всех первой строкой (как оказалось, впрочем, списанной у одной поэтессы):
Услышав, что солнце у Мясоедова восходит на западе, Пушкин (а по другим сведениям — Илличевский) приделывает окончание:
Василий Фёдорович Малиновский хочет занять, просветить, развить своих воспитанников.
Не пропускаются их дни рождения…
Соревнования по иностранным языкам: кто случайно заговорит по-русски, того штрафуют.
Первой же зимой, 12 декабря, в день рождения царя, состоялся и бал с иллюминацией. Собравшиеся в зале сами избирают из своей среды наиболее отличившихся в учении и поведении. Пушкин не входит в это число — с самого начала плохо гармонирует с Александром I и его праздниками…
На квартире гувернёра Чирикова — литературные собрания, на которых участники по очереди рассказывают повесть, начатую одним, продолженную другим, третьим, в зависимости от охоты и фантазии. Лучший рассказчик — Дельвиг. Товарищи знали, что его никогда нельзя застать врасплох — всегда наготове интрига, завязка, развязка… Даже Пушкин уступал земляку и пускался на хитрости. Так однажды он изумляет и восхищает присутствующих, складно пересказывая одно сочинение Жуковского, зато позже действительно сочиняет две повести (сюжет которых двадцать лет спустя ляжет в основу «Метели» и «Выстрела»).
В ту осень 1811 года, их первую осень, вся Европа замерла под наполеоновским сапогом: от Норвегии до Гибралтара, от Голландии до Немана — всё в его руках. Но — «ещё грозил и колебался он».
Ещё восемь месяцев тем ребятам мирно учиться, присматриваясь друг к другу и наставникам.
Наставники
Наставников было сначала одиннадцать (директор, учителя, гувернёры). Кроме того, в «лицейском штате» числился надзиратель, помощник гувернёра, доктор и четверо — при хозяйстве и бухгалтерии.
Кто лучший?
Василий Фёдорович Малиновский: это имя трижды мелькнёт в «Программе записок». Написанная за него речь, с которой приходилось начинать,— символ многих, очень многих трудностей; того, что с первого дня испытывает этот замечательный человек, образованный, умный, мечтающий о реформах, существенных переменах в стране, где примут деятельное участие Лицей и лицеисты. Хотя у Василия Фёдоровича Малиновского генеральский чин (действительного статского советника), он хорошо помнит своих недавних предков-разночинцев. Мы понимаем, как много личного вкладывал этот человек, например, в характеристику отличных успехов Владимира Вольховского. В письме к его матери директор подчёркивал, что особенно радуется успехам воспитанника, всего достигшего исключительно своими силами, не имея знатного имени или особенного богатства.
Ни ученики, ни даже родной сын Иван в ту пору не могли в полной мере понять, как с первых дней обступали прогрессивного, мыслящего директора аракчеевские надзиратели; как, несмотря ни на что, он поощрял других педагогов углублённо заниматься наукой, печататься; как опасно и трудно было Малиновскому воспитывать в детях то, чего он желал, и, по всей вероятности, эта нервная, трагическая ситуация немало ускорила его конец.
Александр Петрович Куницын: адъюнкт, профессор нравственных наук, единомышленник директора.