Твой восемнадцатый век. Прекрасен наш союз…

Этот список сущи бредни.Кто тут первый, кто последний,Все нули, все нули,Ай люли, люли, люли…

К счастью для провинившихся, последний их директор Энгельгардт убрал порочащую запись из «чёрной книги» — и от всей истории осталось лишь очередное послание № 14-го к № 13-му:

Помнишь ли, мой брат по чаше,Как в отрадной тишинеМы топили горе нашеВ чистом, пенистом вине?Как, укрывшись молчаливоВ нашем тёмном уголке,С Вакхом нежились лениво,Школьной стражи вдалеке?Помнишь ли друзей шептаньеВкруг бокалов пуншевых,Рюмок грозное молчанье,Пламя трубок грошевых?

Закипев, о сколь прекрасноТоки дымные текли!..Вдруг педанта глас ужасныйНам послышался вдали…И бутылки вмиг разбиты,И бокалы все в окно —Всюду по полу разлитыПунш и светлое вино.Убегаем торопливо —Вмиг исчез минутный страх!Щёк румяных цвет игривый,Ум и сердце на устах,Хохот чистого веселья,Неподвижный, тусклый взорИзменяли час похмелья,Сладкий Вакха заговор.О друзья мои сердечны!Вам клянуся, за столом

Всякий год в часы беспечныПоминать его вином.

Иван Иванович Пущин писал свои мемуары на склоне дней, 40 лет спустя, однако по многим проверкам видно, как хорошо и свежо он всё запомнил. Пир, вино, Вакх — об этом много, часто упоминалось в лицейских стихах. Пиры запретные («гогель-могель») и пиры, где участвуют некоторые любезные учителя, например Александр Иванович Галич:

О Галич, верный друг бокалаИ жирных утренних пиров,Тебя зову, мудрец ленивый,В приют поэзии счастливой,Под отдалённый неги кров.Давно в моём уединеньи,В кругу бутылок и друзей,Не зрели кружки мы твоей,Подруги долгих наслаждений,Острот и хохота гостей…

Смешно и скучно в весёлых лицейских попойках видеть нечто вроде «общественного протеста», освобождения; но глупо было бы не видеть, что чаша, заздравный кубок, легко и небрежно переходит в вольность, даже символизирует её.

Вскоре после окончания Лицея многие воскликнут вместе с Пушкиным:

Пусть остылой жизни чашуТянет медленно другой;

Мы ж утратим юность нашуВместе с жизнью дорогой.

Ещё через несколько лет:

Подымем бокалы, содвинем их разом!Да здравствуют музы, да здравствует разум!

В Лицее же вскоре после только что описанной истории мы наблюдаем проштрафившихся «мужей с разных концов обеденного стола», когда они собираются возле заболевшего Пушкина.

Вот они, «пирующие студенты»: им 15—16 лет, весёлые, свободные, не видимые в этот час начальством!

Мы позволим себе «на полях» этого стихотворения дать несколько кратких объяснений:

Друзья, досужный час настал;Всё тихо, всё в покое;Скорее скатерть и бокал!Сюда, вино златое!Шипи, шампанское, в стекле.Друзья, почто же с КантомСенека, Тацит на столе,Фольянт над фолиантом?Под стол холодных мудрецов,Мы полем овладеем;

Под стол учёных дураков!Без них мы пить умеем.Ужели трезвого найдёмЗа скатертью студента?На всякий случай изберёмСкорее президента.В награду пьяным — он нальётИ пунш и грог душистый,А вам, спартанцы, поднесётВоды в стакане чистой!Апостол неги и прохлад,Мой добрый Галич, Vale!Ты Эпикуров младший брат,Душа твоя в бокале.Главу венками убери,Будь нашим президентом,И станут самые цариЗавидовать студентам.