Твой восемнадцатый век. Прекрасен наш союз…

это куплет из коллективного лицейского сочинения (в Кременчуге служит в ту пору отец «ленивейшего из смертных»). Близкие друзья, однако, рано распознали, как много в этой лени маскировки, позволяющей хитроумному ленивцу жить и действовать, как ему нравится, и отстаивать свою личность порою в очень непростых обстоятельствах. «Оправданная лень» — начнёт Пушкин стихи в честь Дельвига (к сожалению, от них сохранилось только заглавие). «Святая леность» — выскажется «виноватый» сам о себе. Наконец Пушкин найдёт самые лучшие слова в 1817-м:

Любовью, дружеством и леньюУкрытый от забот и бед,Живи под их надёжной сенью;В уединении ты счастлив: ты поэт.

А ещё восемь лет спустя:

Сын лени вдохновенный, о Дельвиг мой!

Поэтому для многих было неожиданным, а для немногих — совершенно естественным, что ленивец, один из последних по успехам, становится после Лицея прекрасным поэтом, одним из лучших российских издателей…

И каким-то образом всегда выходило, что вокруг него собирался круг старинных приятелей; что именно ему — писать слова для общего лицейского гимна.

Но это после — это ещё не скоро. Пока же на дворе только 1814 год…

Пока же Француз, оправдывая прозвище, преподносит друзьям свой портрет: не живописный, но словесный, притом по-французски.

Переводя его дословно, познакомимся с первой исповедью юного поэта:

Вы просите у меня мой портрет,

Но написанный с натуры,Мой милый, он быстро будет готов,Хотя и в миниатюре.Я молодой повеса,Ещё на школьной скамье;Не глуп, говорю не стесняясь,И без жеманного кривлянья.Никогда не было болтуна,Ни доктора Сорбонны —Надоедливее и крикливее,Чем собственная моя особа.Мой рост с ростом самых долговязыхНе может равняться;У меня свежий цвет лица, русые волосы

И кудрявая голова.Я люблю свет и его шум,Уединение я ненавижу;Мне претят ссоры и препирательства,А отчасти и учение.Спектакли, балы мне очень нравятся,И если быть откровенным,Я сказал бы, что я ещё люблю…Если бы не был в Лицее.По сему этому, мой милый друг,Меня можно узнать.Да, таким, как бог меня создал,Я и хочу всегда казаться.

Сущий бес в проказах,Сущая обезьяна лицом,Много, слишком много ветрености —Да, таков Пушкин.

Обращение в стихах — «мой милый» — может быть адресовано кому-то одному, Дельвигу например; но скорее всего это поэтическое обращение, равно относящееся ко всем — Кюхле, Корсакову, Илличевскому, Горчакову, Пущину, Данзасу, Ване Малиновскому…

Казак

А ты, повеса из повес,На шалости рожденный,Удалый хват, головорез,Приятель задушевный.Бутылки, рюмки разобьёмЗа здравие Платова,В казачью шапку пунш нальём —И пить давайте снова!..

1814Ты, наш казак и пылкий и незлобный…1825

Вслед за Пушкиным разнообразный хор воспоминателей наблюдает пылкость, незлобность Ивана Малиновского…

Бешеный — скажет о нём Корф, но потом всё же наговорит много хорошего.

В «национальной песне» — сценка на уроке:

С игрушкой кисКричит: ленись!Я не хочу учиться;Сосед казак,Задав кулак,Другим ещё грозится.

«Добросердечен, от вспыльчивости всеми мерами старается воздерживаться, скромен, бережлив, вежлив, опрятен и весьма любит учение» — это отзыв гувернёра Чирикова: строки, может быть, уж чересчур «добрые», так как адресованы директору Малиновскому и посвящены его сыну. Однако вот более холодный и независимый Кошанский:

«Иван Малиновский особенно отличается вниманием и способностями. Его редкое прилежание не столько происходит от соревнования, сколько от чувствования собственной пользы».