Твоя капля крови

Карета выехала на широкую улицу, и Лотарь отвернулся к окну, помахал толпе; потом сел поглубже и уже другим, серьезным тоном спросил:

– Как вы думаете, кто бы сейчас высказался за автономию, если бы мы поставили вопрос на Совете?

Он сказал «автономия» и сказал «мы», имея в виду их со Стефаном. Но надежда не вспыхнула в душе, как бывало раньше. Что он пытается сделать? Неужто утешить Стефана после Планины? Так трясут погремушкой перед носом у младенца, который плачет, а успокоится – и можно убрать игрушку подальше.

– Все зависит, ваше величество, от того, начинаем мы войну или нет, – сказал Стефан. – Все понимают, что неблагоразумно давать автономию любой из… ваших территорий перед войной. Однако же поставить вопрос о ней, чтоб остудить самые горячие головы и склонить моих соотечественников к службе вашему величеству, – это, несомненно, имеет смысл, о чем я неоднократно вам говорил.

– Когда вы перестали мне верить, Стефан? – мягко спросил Лотарь.

Белта не нашел, что ответить.

– Что же до войны, – сказал Лотарь, глядя в окно, – то я так долго оставался в затворничестве и оттого, что размышлял. Нам не уйти от нее, Белта. Представьте, что будет, если флориец сманит господаря на свою сторону? Мы останемся одни. Пусть под защитой Стены, но одни.

Стефан наклонился вперед, заговорил с жаром:

– Государь, разве вы не видите? Вся политика, все интриги флорийца сейчас направлены на то, чтоб выманить Остланд из-за Стены. Иначе все его усилия теряют смысл. Флориец не беден, он может делать подарки бойарам, может завести потешный белогорский легион… но он не будет вкладывать большие средства, если не получит соразмерной отдачи. Да и Драгокраине разрыв с Остландом ничего не даст. Княжество велико, лишь когда оно под боком у Державы. С кем они будут торговать, если мы от них отвернемся? Состязаться с чезарцами и чеговинцами? Глупо…

– А если, – очень тихо проговорил Лотарь, – флориец поделится Чеговиной с господарем?

– Он… может это сделать, ваше величество. Но и это будет иметь смысл, только – и единственно – если удастся втянуть Остланд в войну. Иначе против Тристана ополчатся свои же за нарушение договора. Он сам оттолкнет от себя союзников.

Матерь добрая, и откуда эта темная радость при одной лишь мысли, что Остланду не по силам завоевать всех, что Шестиугольник ему не по зубам?

– На Чеговину-у-у-у! На Флорию! Госуда-а-арь!

– Что же нам – просто сидеть сложа руки, пока флориец пытается перекроить Пристенье?

– Именно, ваше величество, – твердо сказал Стефан. – Последнее, что стоит делать Остланду, – это играть по правилам, навязанным Тристаном. Выйти из-за Стены вы всегда успеете…

– Скажите это им. – Рот Лотаря сжался, изломился. – Скажите это тем, кто кричит сейчас на улицах.

Наверное, Стефан что-то увидел. Потом, когда он пытался объяснить происходящее хотя бы себе, он думал, что заметил то ли движение, то ли странное выражение лица, может быть, человека с сомкнутыми губами посреди сотни раскрытых ртов. Должно было быть что-то… В следующий момент Стефан уже дергал дверцу кареты – не со своей стороны, с Лотаревой – и выталкивал своего цесаря наружу, прежде чем тот успел удивиться, прежде чем начал сопротивляться. Толчок был настолько неожиданным, что Лотарь кулем свалился на землю. Стефан рванул дверцу со своей стороны, попытался выпрыгнуть, зацепился плащом и повис на дверце. Его протащило несколько шагов, а потом плащ порвался.

На миг наступила тишина, и в этой тишине Стефан пытался понять, что он только что сделал. Резко и необъяснимо – и благословенно – смолкла орущая толпа.

Грохнуло.

Карета подскочила на месте, брыкнув колесом, и скрылась в столбе огня. Короткое, безнадежное ржание; чей-то крик. Воздух задрожал; Стефан лежал неподвижно, ошеломленно глядя на огонь; потом вскочил на ноги и кинулся к цесарю. Он не думал в этот момент ни о войне, ни об автономии – все мысли разом выбил из головы страх за Лотаря.

Толпа, опомнившись, завизжала. Лотарь с ошарашенным видом пытался встать на четвереньки; к нему уже спешили стражи. Стефан подбежал и рванул друга на себя – снова на землю и в сторону. Вовремя: грохнуло снова, их окатило пылью и щебнем, мир застило дымом.

Когда дым рассеялся, стало видно булыжники мостовой – Стефан тупо подумал, что никогда не видел их так четко и близко. По булыжникам текло красное. Он облизнулся, поднял глаза – ручеек бежал из упавшего совсем рядом ошметка руки в красном мундире.

– Ваше величество? – Лотарь лежал рядом, полуприкрытый его плащом, дышал тяжело. – Мой цесарь, вы не…

Кто-то грубо поднял Стефана с земли, оттолкнул в сторону. Он сделал несколько ошалелых шагов назад, прикрыв рукой нос: страшно несло серой.

Цесарю помогали встать, отряхивали, отводили подальше от кровавой каши на мостовой – бомба попала под ноги самому проворному из стражей. Наверное, самому молодому…

Столько крови, и все впустую…

– Убивают!

– Заговор!

– Убийцы-ы-ы!

– Ловите его, вон же он, ловите!

– Их было двое, я видел! Туда они, туда вот…

Лотарь оттолкнул охранников и пошел к Стефану.