Твоя капля крови

Совершенно обыденная комната, едва не до скуки обыденный допрос. Даже синяки на лицах мальчишек выглядели буднично. Словно не цесаря они пытались убить, а квартирную хозяйку обокрали. И Клетт сперва задавал вопросы нарочито скучающим тоном. Прохаживался: четыре шага сюда, четыре шага туда.

– Кто подал вам идею этого покушения?

– Никто. Мы сами все решили. После Планины, – ответил Ковальский. В голосе его звучала такая гордость, что Стефан понял: не врет. Не выгораживает. Действительно рад, что и придумали все, и сделали – сами.

– Нам показалось, когда мы услышали про Планину, что это судьба. Ну что мы не просто так здесь. Раз уж Мать захотела, чтоб мы приехали в Остланд… Мы решили, что должны что-то сделать.

На столе перед писарем лежали несколько закопченных черепков: все, что осталось от бомб.

Просто до наглости: они несколько раз брали в трактире еду навынос – в глиняных горшках. В горшки эти засыпали дымный порох и запечатали, продев в дно в том же порохе вывалянные нити. Оставалось только дождаться момента – и поджечь.

– Вот как. Откуда же вы взяли средства на поездку в Остланд?

– Так это тетя, – сказал Мирко. – Она нам устроила протекцию в Университет. Но она понятия не имела, что мы… что мы натворим.

– Значит, тетя, – кивнул Клетт. – Интересно, где живет эта… тетя. В Чеговине? В Чезарии? Во Флории?

– В имении Вода Жрудлана подле Чарнопсов, – сказал Мирко, глядя на Клетта большими чистыми глазами. – Только она старенькая и правда ничего не знает.

– Положим, – сказал Клетт. – Но как же вы собирались уехать обратно?

– Да не собирались мы. – Мирко казался пристыженным. – Просто яд не подействовал…

Стефан в первый раз посочувствовал новому тáйнику.

– Вы знали, что князь Белта тоже будет в карете?

– Мы не… – начал Мирко, но Ковальский перебил его:

– Убивать князя в наши планы не входило. Но его гибель нас не огорчила бы. Приспешник тирана заслуживает смерти не меньше, чем сам тиран. Тем более если он предатель своей земли…

Клетт меленько посмеялся.

– Поглядите, князь, кажется, ваши усилия по спасению родины не слишком ценят… на родине.

– Благодарю вас, господин Клетт, я успел заметить.

– И что же, – Клетт наконец развернулся к бомбистам лицом, – у вас в Белогории теперь это считается в порядке вещей – взрывать безоружных людей? Вы так теперь боретесь за свободу?

Янек вскинул голову.

– А как вы хотите, чтоб мы боролись? Вы принесли нам страх и смерть, мы несем вам их обратно. От народной мести никому не укрыться: ни вашему цесарю, ни… начальнику тайной службы. Вот когда вы все разучитесь спать от страха, то задумаетесь. А спокойно спать вы, захватчики, не будете. Пока Бяла Гура не свободна, покоя в ней не будет!

Стефан как наяву слышал интонации Бойко, видел, как подрагивают над верхней губой жидкие рыжие усики.

Пером можно бороться не хуже шпаги!

А уж как ловко бороться чужими руками. Руками собственных студентов, на полжизни тебя младше…

«Приеду домой – вызову. Пусть проклинают убийцу великого поэта».

Клетт внезапно перестал прохаживаться, кивнул застывшим у двери гардам. Обыденности как не бывало. И лица, и взгляды у гардов были одинаковые – каменные.

Мальчишки переглянулись, уже заранее стискивая зубы.

– Господин Клетт, – начал Стефан вполголоса, – я не сомневаюсь, что эта… версия событий кажется вам недостаточно интересной. Но, надеюсь, вам не нужно напоминать, что его величество запретил применять некоторые меры к людям благородного сословия?

– Никакие меры не могут быть излишними, когда речь идет о жизни государя, – прошипел Клетт.

– И поэтому нужно преступать законы, государем установленные?

– Я не уверен, что его величество станет так уж печься о здоровье этих двух бомбистов. Однако мне интересно, почему вы так о них печетесь?

– Да вы поглядите на них, Клетт. Под пытками они и минуты не продержатся, скажут первое, что в голову придет. Отчего вам не испытать их магией?

Тáйник поджал губы.

– Я полагал, что вам дорого их здоровье.

– Вы преувеличиваете мою любовь к соотечественникам. Не забывайте, я тоже был в той карете…

Магических допросов часто страшились больше, чем обычных пыток. В пыточной человек мог запираться; если же он сопротивлялся магии, та безжалостно ломала сознание, добираясь до истины. С такого допроса человек часто возвращался умалишенным. Единственным способом уберечься было говорить правду.

Но эта искренность в их глазах, почти желание, чтоб похвалили, – ведь как они ловко все устроили…

– Вы ведь хотите от них правды, господин Клетт?

– Разумеется.

Кто-то не так давно уже смотрел на него с такой ненавистью… Ах да, Стацинский.

Допросная была чистой и безжизненной, как пятно на стене от снятой картины. Пол, уложенный по-западному, черными и белыми плитками, почти зеркальный – боязно наступить. На широком дубовом столе – ни пылинки, и сверкает незамутненное стекло магического шара.