Твоя капля крови

– Когда-то в детстве я наткнулся на одну книгу, – проговорил Лотарь, глядя в камин. Губы шевелились, но лицо оставалось бесстрастным, без всякой мимики. Библиотека, где коротал часы юный Лотарь, находилась в Левом крыле; он не любил об этом вспоминать. – Это была сказка о колдовском зеркале. Полезная вещь, хоть и недобрая. В нем отражались все пороки и злые мысли – и свои, и тех, кто рядом…

– Тайной службе оно пришлось бы по вкусу.

– Не сомневаюсь. Так или иначе, в сказке оно разбилось, и один осколок угодил герою в глаз. И он приобрел способность видеть насквозь всех, кто его окружал, – всю ложь и мерзость, что таились у них в думах… Он без всякого труда прочитывал самые изощренные интриги, но не был способен различать добрые чувства… И сам на такие чувства уже был не способен. Порой я думаю, став цесарем, каждый из нас получает такой осколок… вместе с короной и скипетром.

В середине лета столичные ночи тревожаще-светлые, но теперь небо сгустилось и потемнело, предвещая грозу. Лицо Лотаря скрылось в тени, и даже голос его будто шел издалека.

– Если бы вы, Стефан, стали избранным князем там, у себя, да хоть бы даже льетенантом… Наверное, и вам бы такой достался. Хотя кто знает. Пока вы не правитель, Белта, – радуйтесь.

Он слишком устал и слишком искренен сейчас, чтоб расставлять силки. И слишком хорошо знает Стефана, чтобы бросать такие слова на ветер.

Впрочем, он пьян.

«Зато у тебя ясная голова; ты и сейчас не можешь остановиться, подсчитываешь, чем это обернется для Бялой Гуры».

– Вы спросили меня – чего я стыжусь…

Лотарь поднял руку.

– Не надо, Белта, я же сказал. Не хочу сейчас политики… ничего этого не хочу. Коли уж вы спасли нам жизнь, мы желаем сегодня гулять…

Цесарь попытался встать, пошатнулся, Стефан подхватил его за локоть. Он засмеялся, сел обратно в кресло и поднялся уже сам.

– Князь, вы составите мне компанию на сегодняшний вечер? Я вряд ли смогу заснуть, а вы, насколько я знаю, вообще не любитель спать по ночам… Вы ведь еще не имели счастья слышать, как поет госпожа Милена?

Этого счастья Стефану, и верно, еще не представилось, но о самой госпоже Милене он был наслышан – от секретаря, что всегда приносил ему полезные сплетни. С тех пор как прежняя Лотарева пассия со слезами удалилась к себе в имение, весь двор ставил на певицу.

За окнами глухо застучал дождь, небо чуть посветлело. Стефан и не ходил бы никуда, сидел бы с Лотарем, как в старые времена, не в силах наговориться. Но его цесарю хочется чего-то бездумного и кружевного, ласковых рук, теплого взгляда, успокаивающей мягкости ждущего тела. Полного забытья. Как тут Лотаря не понять.

– У моей Милены есть столь же милые подруги, и они с удовольствием позаботятся о ваших ссадинах. Дайте им наконец надежду – или ваше сердце до сих пор занято?

– Вы же знаете, государь. – Мерзко это – прикрываться Юлией, когда дело в твоей дурной крови.

– Что же мне удивляться вашей преданности, – неожиданно трезво сказал Лотарь, – если вы верны женщине, которую видите… хорошо, если раз в семь лет.

«Пользы-то от той верности…»

От этой ночи воспоминания у Стефана остались смутные: кажется, он за все время в Остланде столько не пил. Четко ему помнилась лишь госпожа Милена: она кинулась Лотарю на шею со всхлипом, и выглядело это искренне. Потом она долго играла на лютне, тонкий голос ее звучал будто в дымке, как дальний звон колокола туманным утром. Ее подруга все же перебинтовала Стефану и без того зажившие ладони. Она была красивой, хрупкой, с фарфоровым личиком. Только волосы льняные, как у Ядзиной куклы, и руки мягкие. Кажется, она хотела уединиться, и Стефан хотел того же, только под окнами уже поджидал рассвет. А при дворе лучше иметь репутацию нелюдима, чем нерадивого любовника, заснувшего в самый волнующий момент.

И уж точно это лучше репутации чудовища.

Будто вдогонку Совету – и в издевку, – пришло еще одно письмо от посла в Кирали, со специальным курьером. Лишь по откровенно нервному тону Стефан догадался, что были и другие пакеты из Драгокраины, да только он их не видел.

Видел ли Клетт – это вопрос.