Твоя капля крови

Забыть, как Лотарь, доехав все же до могилы цесарины, стоял и глядел на нее – бледный, со сжатыми губами, – стоял и просто смотрел на роскошный барельеф, будто вел с матерью молчаливый разговор. И как окаменели от запоздалого страха гарды за его спиной – хоть ставь в ниши вместо мраморных скульптур. И плотное молчание, мигом окружившее Стефана.

– Да перестаньте вы мять эти клятые бумаги, Белта! Сядьте наконец…

И неожиданно мягко:

– Ну, взгляните на меня. Чего вы стыдитесь, князь?

Стефану и в самом деле было неловко; так, поостыв, стыдишься любого сильного порыва. Он и не ожидал, что так испугается. Почти убедил себя, что дружба их с цесарем держится на одной привычке и настоящего от нее осталась только горечь. Возможно, с таким убеждением легче предавать.

Стефан посмотрел Лотарю в глаза. Там была пьяная расслабленная пустота. Он не боится – уже не боится. Хоть и он видел, как горела карета…

– Вы и в самом деле забыли о цесарской защите?

– Я полагал, вы сняли панцирь, когда Зов перестал вас беспокоить.

– Это другое. По дворцу я еще могу ходить без защиты – в лучшие дни. А вот разъезжать по улицам…

– Насколько я помню, вас и это не страшило…

– По молодости. Пока, – цесарь запнулся, – пока мне не объяснили, что негоже цесарю Державы так легкомысленно подвергать себя опасности.

Он явно говорил о Кравеце. С тех пор как тáйник пропал, имя его при дворе не упоминалось. А ведь соверши Стефан какую-нибудь глупость, и его имя станет такой же запинкой, внезапной пустотой во фразе.

В первые месяцы царствования Лотарю и правда ничего не стоило вскочить на коня и проехаться по городу без всякой охраны. Да и после он выезжал в обычной карете. И Белте казалось всегда, что защита эта – метафора, выдумка магов, чтоб никому в голову не пришло напасть.

Никому и не приходило.

– Признаться честно, ваше величество, я просто не успел подумать.

– Что ж, теперь мне будет что ответить всем, кто считает, будто вы сблизились со мной лишь ради выгоды вашего отечества. – Лотарь говорил медленно, спотыкаясь на окончаниях слов. – Сегодня вы не помышляли о выгоде – вы просто не успели.

Стефан вздохнул.

– Все, что я сделал сегодня, государь, – это выставил нас обоих на посмешище.

– Что вы увидели?

– Я… – Он весь вечер пытался нащупать то, что встало теперь перед глазами, словно и память его подчинялась приказу цесаря. Двое в темных плащах склонились друг к другу, пытаясь закурить… но кто же вздумает зажигать самокрутки в бурлящей толпе, когда мимо едет государь?

– Вас могли убить, Белта. Положим, меня защищает магия, но на вас защиты нет, разорвись бомба чуть ближе…

Он запнулся, поднес ко рту платок и стал с остервенением тереть губы.

– Вам нехорошо, государь?

Стефан был благодарен тем двум идиотам. Взрыв пошатнул их с цесарем устоявшиеся, закостеневшие уже отношения – государя и слуги-любимчика, привыкшего, что его выделяют, и пользующегося этим. Он всегда так следил за собой, чтоб не сболтнуть лишнего, не выдать себя неподобающим жестом или выражением лица… А стоило один раз не подумать – и, пожалуйте, уже вернул цесарское расположение.

Расположение. Милость. Как же ему все это надоело.

«А сам ты сколько уж не говорил с ним как с другом? Сколько и не считал его другом, а только цесарем?»

– Поглядите, – растерянно сказал Лотарь, – у вас кровь на руках.

– Благодарение Матери, только моя.

Стефан не стал перебинтовывать ладони – к вечеру уже затянется. Вдобавок – это неплохое напоминание о собственной глупости.

– Ссадины глубокие. – Лотарь удержал его руку, вглядываясь в нее, словно судьбу пытался прочесть. – Что же, во дворце до сих пор нет ни одной живой души, желающей позаботиться о ваших ранах?

Он пьяно потряс головой.

– Давно следовало вас женить. Ваш цесарь плохо о вас печется, Белта.

Стефан засмеялся.

– Весь двор думает совершенно противоположное, уверяю вас.

– Кто из них, – затвердевшим тоном произнес Лотарь, – прикрыл бы меня от бомбы?

– Каждый, ваше величество. Если б вам угрожала действительная опасность – любой с радостью отдал бы жизнь за своего цесаря.

Лотарь отпустил его руку и откинулся на спинку кресла. Движение это было беспредельно усталым.

– Каждый отдал бы жизнь за цесаря, вы правы. Но кто бы сделал это не подумав?

В полутьме, с блестящими от рябиновки глазами, сидя вот так запросто в кресле – он был будто воспоминание из прошлого.

Надеюсь, вы позаботились о теплой одежде? На Ссыльных хуторах бывает холодно…

– Вы одарили меня своей дружбой, еще когда не были цесарем. «И не слишком надеялись им стать», – добавил он мысленно. – С тех пор ничего не изменилось.

– Лжете. – Лотарь покачивал опустевшим штофом. Стефан сделал знак слуге, тот наполнил рюмку и отошел к дальней стене. – Все изменилось. И не так, как мы с вами оба желали.

Стефан хотел сказать, что человек полагает, а судьба располагает, – но его цесарь и так наслушался за день банальностей.