Твоя капля крови

Первым допрашивали Ковальского. Его провели внутрь квадрата, очерченного на клетчатом полу, усадили в кресло и долго возились, пристегивая ремнями. Мальчишка вдруг забился, будто его и впрямь усаживали на пыточное кресло, но после нескольких тычков от гардов обмяк, запрокинув голову, только кадык беспомощно дергался.

– Не советую вам сопротивляться. – У мага был слабый голос, тонкий, как у женщины, и до предела утомленный. Голос хорошо вязался с белым одутловатым лицом и спадающим складкой на воротник вторым подбородком. Стефан надеялся на мэтра Леопольда – но у того, видно, нашлись дела в Академии.

– Отвечайте быстро, четко и не пытайтесь лгать. Иначе мне придется выдавливать из вас правду. Это больно и некрасиво, и на виселицу отправитесь дурачком.

Пелена на окне сморщилась и загустела, день пропал. Зато от шара на столе пошел свет, становясь все сильнее, слепя бомбисту глаза.

Те же вопросы, что уже задавались наверху. Те же ответы. Голос мага, тонкий и будто бы слабый, с каждым вопросом становился пронзительнее, ввинчивался в уши.

Маг спросил то, что и Стефану бы хотелось узнать:

– Почему вы выбрали бомбу?

– Говорят, его пуля не берет, – сказал Ковальский. В начале разговора он щурился от яркого света, а теперь смотрел на мага прямо и завороженно.

– Кто говорит?

– Ну… все же знают. Мы подумали, что бомба может развеять магию.

Говорил он чуть настороженно, но спокойно, губ не кривил и не бледнел. И только один раз попытался защититься – когда спросили имя солдата, у которого выиграли порох. Ковальский вцепился в подлокотники, пригнул голову, попытался сказать «не знаю» и в наступившем молчании все больше подавался вперед, глядя расширенными зрачками. Из носа потекла кровь, замарав рубашку. Вдруг он обмяк, откинулся на спинку кресла, а имя будто само соскользнуло с губ.

Дальше он отвечал надтреснутым и невыразительным голосом, шмыгал носом и все время крутил головой, словно пытаясь стряхнуть тяжесть.

– Откуда вы узнали, когда его величество собирается ехать? Кто ваши сообщники?

– Нет сообщников, – упрямо отвечал Янек. – Нам цветочницы сказали. Они знают, у них гарды перед этим забирают цветы…

Следующего вопроса Стефан отчего-то не ожидал:

– До покушения вы были знакомы с князем Белтой?

Отупело отвечавший Янек встрепенулся и хоть пытался на Стефана не смотреть, но не смог.

– Да. Мы один раз обедали в доме князя.

– Он пытался склонить вас к покушению?

– Нет, – с удивлением.

– На этом обеде присутствовал кто-то еще?

– Нет.

– Вы знали, что князь будет в карете с цесарем?

– Нет.

– Вы желали его смерти?

Юноша снова замолк, сжал губы.

– Нет, – ответил он наконец. – Не желали.

Стефан бросил исписанные листы в камин. Заплясали округлые буквы, бумага покрылась черной каймой, свернулась, запылала. Бесполезный жест – послание уже прошло через все возможные руки, – и все же так было спокойнее. Короткие отцовские письма он выучивал наизусть перед тем, как сжечь. Стан писал долго и обстоятельно, все запомнить было невозможно, но голос друга, ровный и рассудительный, будто звучал тут же, рядом – как если б сам Корда был здесь и пытался отвлечь разговором.

Видел я, между прочим, художника, о котором ты писал. Я пытался намекнуть ему, по твоему совету, что сюжеты его плохи, а манера скоро выйдет из моды. Но ты наверняка сам знаешь, как упрямо это племя: он и слушать меня не захотел. Из Чезарии он все же уехал, думаю, картинам с виноградом и живописными руинами пришел конец, теперь он обретается то ли во Флории, то ли в Чеговине… Кроме того, я узнал, что друг твоего отца соскучился по дому и скоро собирается в Швянт…

«Другом отца» Стан называл Самборского, с которым семья Белта всегда была на ножах. После восстания он укрылся в Люмьере, а теперь – поди-ка. Собирается домой.

– Да вы тут жжете бумаги, Белта?

Обернулся, застыл.

– Ваше величество…

Лотарь редко посещал его кабинет; еще реже – в таком виде.

Секретарь глубоко поклонился, дождался, пока его отпустят, и исчез. Цесарь прошел вглубь кабинета неровным шагом, с маху опустился в кресло у камина, едва не промахнувшись. Уставился в каминный зев.

– Жжете, – повторил. – А помните, Стефан…

– О некоторых вещах лучше не помнить, государь.

Он не видел Лотаря таким пьяным с праздника, но на сей раз не собирался его останавливать и поить цикорием.

Самому бы теперь напиться и забыть обо всем.