Твоя капля крови

– Чеговина заплатила вам за это? Или, напротив, вы воспользовались помощью чеговинца, а действовали исключительно в интересах Белогории? – Судя по лицу Клетта, его устраивали оба варианта.

В интересах Белогории было бы запереть бомбистов в погребе у той самой тетки в Чарнопсах и держать на хлебе и воде, пока не одумаются. Да что теперь…

– Довольно, вы меня утомили. Я буду объясняться с цесарем, но не с вами.

– Если только его величество пожелает с вами заговорить.

– Как бы то ни было, мне нужно на Совет.

– Не нужно, – быстро сказал Клетт.

Стефан сказал правду, он не мастак играть в шарады, но эту, кажется, отгадал. Клетт был уж слишком спокоен; а его величество с утра так кстати уехал… И на вечерний Совет князь Белта, кажется, не попадает…

И о комиссии по Планине говорить будет некому.

Ведь какая неудобная земля, если подумать. Все, что связано с Дражанцем, – вообще чрезвычайно неудобно. Пожалуйте, решил втянуть соседа в совершенно ненужную войну, когда Остланд только опомнился от матушки-цесарины и стал наводить связи… И чем больше упомянутый сосед тянул с войной, тем злее становился Дражанец. А от нервных депеш не так далеко и до попытки захватить кусок земли. Кто их знает, что это за беженцы. И посылать отряд под предводительством белогорца – неумно и опасно, следует отправить настоящих бойцов, чтоб сосед не вздумал шалить.

А теперь, с этой комиссией, снова так неудобно получается…

Стефан втянул воздух сквозь зубы. «Рошиор», сказал бы Ладислас. Решительно, в этой игре ему не повезло.

– На Совет вам не нужно, – уже мягче, вкрадчивее повторил тáйник. – А вот я бы хотел еще с вами побеседовать. К примеру, о вашей роли в покушении на его величество и в побеге Кравеца… И о ваших сношениях с Чезарией и Чеговиной… Вы ведь понимаете, князь, что лучше вам рассказать обо всем добровольно. Я знаю, что некоторые методы воздействия наш цесарь запретил, но там, где речь идет о безопасности его величества, я не побоюсь навлечь на себя его гнев.

Врет. Побоится. Кравец мог бы не испугаться, а этот и шагу без разрешения не сделает, не затем так долго взбирался на вершину, чтоб рисковать теперь своим положением.

Потому Стефан не удивился, услышав торопливый стук в дверь и увидев гарда, впущенного без особых предосторожностей.

– Его величество просит князя Белту к себе. Срочно.

– Да вы совсем с цепи сорвались, Белта! – Это цесарь почти выкрикнул, потом заговорил чуть спокойнее: – Видит Разорванный, не думал, что вам это когда-нибудь скажу. Однако ваши последние поступки… Что, по-вашему, я должен говорить Клетту, когда он требует у меня вашу голову? Уже не просит – требует, и у меня нет причин ему отказывать!

Стефан молчал, пригнувшись, как под сильным ветром. Он и раньше так молчал, пережидая шторм, – но теперь и пережидать нечего, после этой грозы небо не просветлеет, как раньше. Стефан был уверен, что без труда перескажет разговор прежде, чем тот начнется, и хотел только, чтоб все поскорее завершилось.

– Клетт уверен, что вы замешаны в покушении. И что мне ему отвечать? Вы пожелали сцепиться со стражей на виду у всего Цесареграда – Разорванный с вами, рыцарское сословие, горячая белогорская кровь, как вам угодно. Но записка… Как вы могли позволить себе такую глупость? – Он говорил, словно выдохшись, тяжело опираясь на угол золоченой столешницы. Угол, должно быть, впивался ему в ладонь. Эти слова цесаря тоже были в одноактной пьесе, которую Стефан про себя разыграл.

– Мои сношения с чеговинским послом – всего лишь часть моей работы на той должности, которую вы пожелали на меня возложить. Однако, думаю, я более не пригоден для этого высокого поста.

– Да замолчите вы! – Это прозвучало резко и грубо, так никто еще не разговаривал со Стефаном. – Вы хоть понимаете, что отставка сейчас – наименьшая из ваших забот?

– Да, ваше величество.

– Еще немного, и мне понадобилось бы вытаскивать вас из застенков. На самом деле я бы должен отдать вас тайной службе.

Чувства были притуплены. Стефан вспоминал, как неделю назад цесарь превозносил его дружбу. Воспоминание из далекого прошлого, и сам Стефан как путешественник, после долгой отлучки обозревающий позабытый дом, не находя в нем былого очарования.

Он не сомневался, что гнев Лотаря подлинный, что тот сам верит в то, что говорит.

– Я приму любое ваше решение, мой цесарь.

– Да не стройте вы дурачка, Белта! – взорвался Лотарь. – Весь двор теперь хочет вашей крови!

«Надо же, какое совпадение».

– Они хотели ее и раньше.

– Нет. Раньше им нужно было, обо что поточить языки. А теперь они почуяли предателя и требуют примерного наказания.

Разговор все же оказался долгим. Цесарь мог бы сразу объявить ему о… о чем? О ссылке, тюрьме, казни… Так ли уж важно.

И – было бы кончено.

Стефан бросил взгляд на площадь за окном – туда, где стояла виселица. Тела, слава Матери, уже сняли, и виселица выглядела скорее сиротливо, чем угрожающе.

– Не туда смотрите, Белта, – мрачно сказал Лотарь. – Казнить я вас не стану и Клетту не отдам. Но и при дворе оставить не могу.

Стефан выпрямился. В первый раз посмотрел цесарю в глаза.