Твоя капля крови

– Говорят, автор этих стихов когда-то жил в Левом крыле дворца. Он был, как и вы, заложником.

– Как я понимаю, его присутствие здесь не спасло его народ от гибели…

– Книга ваша, Белта. Теперь это всего лишь непонятная вязь, но, кто знает, возможно, когда-нибудь ее сумеют разобрать. Не вечно вам носить мне заморские романы, я хочу сделать ответный подарок…

Ладонь Стефана скользила по хрупкому шелковистому переплету.

– Я… безмерно благодарен вам, ваше высочество. Как вы полагаете, о чем эти стихи?

Глаза Лотаря загорелись жадным блеском:

– О свободе.

Стефан вздохнул и осторожно убрал книгу в дорожную сумку. Кроме нее, он мало взял из дома: только снял со стен подаренные Ладисласом картины да забрал несколько вещиц, преподнесенных заграничными послами в то время, когда он еще верил, будто можно помирить Остланд с Шестиугольником. Но, оглянувшись в последний раз, нашел дом безличным, как меблированные комнаты, где ни один жилец не в силах оставить заметный след.

И хотя собирались спешно, суетно, под взглядами распространившихся по дому тáйников, – настал уже глубокий вечер, когда Стефан вышел во двор. Слуги потянулись следом. Облака, нависавшие над столицей несколько дней, рассеялись, и в белесом свете прекрасно был виден двор, карета, лошади, раздувающие ноздри в ожидании.

Рядом двое конных – не тех, что следовали за ним до дома. Один из них спешился, поклонился.

– Разрешите представиться, ваша светлость, Ференц Лепа, особая цесарская охрана. Нам поручено проследить, чтобы вы благополучно добрались до дома.

– Вот как – до дома? Не до границы?

– В белогорских лесах сейчас опасно, ваша светлость.

Обращались с ним на удивление учтиво – оттого, наверное, что предстояло отвезти его не на Хутора, а в противоположную сторону.

– Я предпочел бы людей Го… генерала Редрика. Хоть, полагаю, у меня нет возможности выбирать…

Лепа разумно промолчал. Стефан забрался в карету – лошади, стоило ему подойти, зафыркали, забеспокоились, – сдвинул шторку на окне и вдруг осознал, что уезжает.

Уезжает как вор, под покровом ночи. Карета торопливо миновала набережную, над которой высился и сверкал огнями цесарский дворец; проехала мимо громады сада, где они с Лотарем выстроили немало воздушных замков; прогремела колесами по булыжникам площади, где стояла виселица. В чеговинском посольстве горели окна – там наверняка тоже собирают вещи. Когда выехали из города, сквозь смятение и обиду забился в сердце восторг – в такт перестуку копыт.

Он едет домой. Всего несколько дней – и он увидит отца. Увидит Юлию. Потреплет по холке Рудого, если пес еще жив.

Домой.

Карета подскакивала на ухабах, и в такт ей мельтешили мысли. Поехал ли в Бялу Гуру Стацинский? Или послал все поручения к псам и отправился прямо в Орден, решив, что не анджеевцу служить такому, как Белта?

Стацинский приехал не зря. Он сказал что-то важное тогда в храме, но на Стефана слишком давили стены – а теперь не получалось вспомнить что…

Тот, кто может себе позволить обратиться к Ордену…

Тот, кого в Ордене считают своим…

К Стене они прибыли через несколько дней, под самый вечер. Стефан задремал, и ему приходили странные видения, раздробленные дорожной качкой. Мерещилась Доната; она протягивала ему игрушечного знаменосца, отчего-то серебряного, но отказаться было бы невежливо; Стефан сжал солдатика в ладони, чувствуя, как руку жжет огнем. Знаменосец превратился в Стацинского, а потом – в Лотаря. Тот открыл гигантскую птичью клетку и сказал: «Летите, Белта, пока я могу вас отпустить».

Он ведь не так давно выезжал из Остланда, но вспоминалось это сейчас будто отрывок из другой жизни. Теперь на границе было куда оживленнее, у каменного подножия выросли новые казармы. Считалось, что ни один враг не может проникнуть за Стену, – но береженого цесарь бережет.

У Стены простояли долго. Нечасто начальнику пограничной стражи выпадает возможность утвердить свою власть над вельможным князем, хоть и опальным. У охраны долго проверяли паспорта, так что Лепа не выдержал и стал уже клясть пограничников на все лады. Наконец во двор перед казармой вышел заспанный магик, пошептал воротам, и те открылись.

Воздух «по ту сторону» казался как будто свежее. Всего лишь иллюзия. Но когда Стефан не выдержал и оглянулся на сомкнувшуюся Стену – он чувствовал себя не изгнанником, за которым захлопнулись двери приюта, а заключенным, выпущенным из крепости.