– Вам придется уехать.
«На Хутора, в глушь, под Ревгвенн, в глухие мерзлые леса, откуда не выберешься; где все обо мне забудут. Чтобы я не мог больше тебе вредить».
– Князь Белта, вы отправляетесь обратно в Белогорию. Я не буду накладывать на вас домашний арест, но в столице вам появляться запрещается. Там и без вас достаточно… патриотов. Вы отправляетесь немедленно.
Он повернулся к Стефану спиной, снова встав у камина. Эффектное завершение эффектного спектакля, и на этом следовало щелкнуть каблуками и уйти. Но в этот момент Стефан увидел то, что ломало всю сцену: у Лотаря мелко дрожали руки. И тревога за цесаря, и любовь к нему – снова вспыхнули в сердце, как вспыхивает румянец на щеках безнадежно больного перед самой смертью.
– Мой цесарь, я…
– Да идите же. Идите, пока я могу вас отпустить.
Часть вторая
Бунтовщик
Глава 16
После Стефан все делал в последний раз. В последний раз вышел из кабинета цесаря, почти ощутив, как взгляды гардов у дверей ввинчиваются ему в спину. И каждый шаг по мозаичному паркету был последним – больше не шагать князю Белте по дворцовым коридорам… Встреченные по пути знакомые отводили глаза. А они ведь идут на Совет, куда Стефан тоже собирался всего несколько часов назад… Будто и не было этих семи с лишним лет – как пожаловал Белта сюда опальным бунтовщиком, так и отбывает. От этой мысли стало весело.
– Князь Белта?
– Ваше высочество. Опять сбежали с уроков?
Мальчик покачал головой. Сказал неожиданно серьезно:
– Говор-рят, вы уезжаете. Это пр-равда?
Цесаревич не так давно научился выговаривать «р» и всякий раз произносил ее с нажимом.
Стефан кивнул:
– Мне действительно придется покинуть Остланд, ваше высочество.
Вырос будто сам собой посреди коридора один из новых дядек Лоти. Скорее всего, нанятый по рекомендации Клетта.
– Ваше высочество, не нужно задерживать князя Белту. Ему необходимо отбыть на родину.
Ребенок, будто и не слыша, вцепился Стефану в рукав.
– Вы скор-ро вер-рнетесь?
– Этого я не могу вам обещать.
Лоти глядел на него прямо, закусив губу. Что-то в его чертах было от Донаты, но глаза он определенно унаследовал от отца. Протянул руки к Стефану и, прежде чем воспитатель успел возразить, уже обнимал за шею. Крепко – будто знал наверняка, что больше не увидит. Стефан прижал его к себе, думая о той коробке с солдатиками. А он даже не успеет еще раз поговорить с Донатой, теперь уж до него глаз не спустят до самой границы…
– Подождите, – сказал мальчик, когда Стефан поставил его на землю. – Вот. Это… на память.
Он достал из кармана и протянул игрушечного офицера – оловянного, слава Матери, хоть и богато разукрашенного. Из того войска, что у цесаревича защищало стены Креславля. Войска Яворского.
– Благодарю вас. Это… ценный подарок. Я буду его хранить.
– Ваше высочество, достаточно. – В голосе воспитателя теперь слышалась сталь. Но цесаревич недаром был сыном Лотаря и Донаты из дома Шандора.
– Оставьте, – сказал он, не оборачиваясь. – Я могу попр-рощаться с др-ругом.
Больше Стефану, пожалуй, прощаться было не с кем. Разве что с чеговинцем – но тот и сам не сегодня завтра покинет столицу…
Платой за дружбу с цесарем была отчужденность от остальных придворных. Стефан и прибыл ко двору чужаком, но со временем его бы, возможно, полюбили – хотя бы как диковинку. Ведь были при дворе белогорцы, только в чинах пониже. Но сперва Стефан сам чурался двора – да и с ним небезопасно было бы заводить связи при цесарине, – а после ему не простили возвышения.
Цесарь завел себе игрушку – кто же станет удивляться, если завод у игрушки сломался и его величество изволил ее выбросить.
Дома Стефана встретили беспомощные взгляды слуг – что удивительно, не злорадные. Как оказалось, в особняке прошел обыск. Как тогда в кабинете Кравеца, ящики были вынуты из письменного стола, шкафы разорены, секретеры взломаны, а бумаги, сочтенные безынтересными, устилали пол.
– Вам следует покинуть город до утра, – заявил человек в форме цесарской охраны, которого Стефан не знал. – Извольте взглянуть на предписание. Вы можете собрать личное имущество. Остальное будет возвращено в казну.
Рассчитать слуг ему не помешали. Кухарка прослезилась, промокнула глаза передником и несколько раз осенила хозяина «рогаткой» – полузабытым знаком Разорванного. Стефан вспомнил, что она кормила его изо дня в день мясом с кровью, ничего не спрашивая, и щедро добавил ей к жалованью. Камердинеру достался еще один перстень. «Личное имущество» уместилось в нескольких сундуках – князь Белта уезжал налегке, как и приехал.
Томик древней поэзии, подаренный ему Лотарем, он было решил оставить. Но потянулся к нему против воли, взял в руки, перелистал.