Твоя капля крови

Бойко снова закашлялся, да так, что по щекам потекли слезы; он вытер их и, щурясь, начертил несколько строк.

– Напишите им, чтоб пока держались тише воды и ниже травы. Пусть ждут сигнала, когда придет время.

– Что за время? – резко спросил поэт. – И когда вы успели заделаться столь ярым революционером?

За стеной послышался стук копыт. Бойко напрягся, едва не выронил перо. Корда дунул на свечу – и выругался, услышав разухабистый свист.

– Ах! Напугал, пес его…

Стефан выбрался наружу. В поводу у всадника шла смирного вида каурая кобыла. Увидев хозяина, Зденек перестал свистеть и несколько раз осенил себя знаком Матери, прежде чем спешиться.

– Что же это вы, князь, такое проклятое место выбрали? Или вы не знаете про эту мельницу?

– Тише, милициант. Пойдем…

Но Зденек заупрямился:

– Не пойду я туда, ваша светлость, хоть ножом режьте, а только там нечисто, и вы не ходите! Воронов разве не видели?

Стефан плюнул, оставил Зденека, а сам вернулся к своим спутникам.

– Мой человек полагает, что место здесь нечистое и лучше бы нам немедля его покинуть. Я с ним согласен. Пан Бойко, я бы рад предоставить вам убежище, но, боюсь, ко мне они в скором времени явятся…

Стефан почти кожей чувствовал, как утекает время.

– Благодарю, у меня уже есть убежище. Мне готовили побег… в случае успеха я должен был ехать в Старые Цветники…

– Кто там? Родственники кого-то из ваших студентов? Вы уверены, что это убежище надежно? Родня может не разделять революционных взглядов своих отпрысков. А вы – опасный гость…

– В этой стране куда больше патриотов, чем вам может казаться. – Бойко сверкнул лихорадочно блестящими глазами. – Или же у вас, князь, есть укрытие получше?

– Есть, – Стефан коротко рассказал ему о хожисте Ханасе.

Поэт нахмурился.

– Человек Вуйновича?

– Он, возможно, не знаток стихов, – заметил Корда, – но остландскую власть любит так же горячо, как и вы…

– Нам все равно придется действовать вместе, и вы должны были это понимать, когда создавали ваше… войско. Помните, что вы сказали тогда про крестьян и панов? Вы бессеребренник, вы только что вырвались из темницы – с вами они будут говорить охотнее…

Тот, поразмыслив, кивнул и тут же снова зашелся кашлем. Не ровен час, расхворается да и пропустит восстание…

– Мой человек вас проводит, вы можете ему доверять.

– Еще несколько часов назад я не мог представить, что стану доверять вам…

– В седле удержитесь? – Гнев на Бойко не прошел, но улегся на время, как после болеутоляющего.

Поэт пожал плечами. Его вывели, подсадили на каурую.

– Стефко, чего ты ждешь? – Друг резко, до боли сжал его плечо. – Ты не сможешь заночевать, слишком близко от дороги, тут будут искать, быстрее!

– Хорошо. Разъезжаемся!

Он вскочил в седло, оглянулся на остальных и дал ходу. Едва мельница пропала из виду, он натянул поводья, и конь забил копытами по воздуху, поднимаясь все выше и выше. Ночь уже почти выцвела, месяц стал тусклым, вот-вот хлынут из-за горизонта первые лучи, обожгут. Свежесть стала пронизывающей, даже он это заметил, хоть в последнее время почти не ощущал холода. Сгустившаяся, плотная тишина грозила вот-вот прорваться птичьим криком. Стефан дал шпор коню, поднимаясь ввысь, в ушах снова загудел ветер. Теперь обоих – и Стефана, и коня – подхлестывал страх, неразумный, идущий, кажется, прямо из крови. Стефан пригнулся изо всех сил к шее вороного, так свистело в ушах, сбивало дыхание. До дома не дотянуть, успеть бы хоть до сторожки у реки. Вон и деревня далеко, еще тусклый шпиль колокольни, сейчас загорится… быстрей, выше! Здесь, на высоте, совсем мокро, влага залепляет глаза… И уже близко, слава Матери, блестит тусклой лентой речка, все, пора спускаться…

Еле доскакал до сторожки. Чуть не кубарем свалился с лошади, плечом растворил хлипкие двери. Дом давно уж нежилой, как и запомнилось, ставни наглухо закрыты – хорошо… Подумалось: был бы голодный – не добрался бы так быстро… Стефан опустился бессильно на корточки у стены, перевел дух. Коня бы завести внутрь, обтереть, он же весь в мыле… Поднялся – и тут его будто ударили по затылку, и наступила темнота.

Он проснулся от галдежа птиц. Тело было тяжелым, жара наступившего дня придавливала его к земляному полу. За стеной беспомощно и тоскливо заржал конь. Ах, бедняга, так его и оставил, чудо, что не сбежал…

Когда Стефан, пошатываясь, вышел на порог, в лицо ударил беспощадный, обжигающий свет. Он невольно отпрянул. Ступить в этот свет немыслимо, нужно дождаться вечера и после уж ехать…

Плохой из тебя выйдет полководец, друг мой…

Стефан втянул воздух сквозь зубы и шагнул в наступивший день.

– Да что же это такое, – безнадежно сказала Юлия. – Посмотрите на себя. Вы же совсем обгорели…

Оказалось, вовремя он вернулся. Едва Стефан привел себя в порядок после ночных скитаний, едва намазал лицо и шею сметаной из кринки, которую принесла жалостливая Ядзя, как доложили, что к князю посетитель.

Вошедший отрекомендовался как старший агент сыска Длужской управы.