Твоя капля крови

Следя за тем, как графиня раз за разом отваживает неудачного жениха, не сразу заметили, что на сцене появился некто, к спектаклю не причастный. Некто расхристанный, в распахнутой эйреанке и сбившемся на сторону шейном платке. Некто, кого и вовсе не следовало пускать в приличное общество. Больше всего в этом человеке удивляло то, что он не сознавал своей неуместности, не пытался тут же спрятаться за кулисы или хотя бы втянуть голову в плечи, устыдившись незаслуженного внимания. Нет, он держался прямо, и, взглянув на него, остальные замолчали, музыка оборвалась на неловкой ноте.

– Восстание! – прокричал он в залу. Голос прозвучал угрожающе громко. – Восстание началось! Да здравствует свободная Бяла Гура!

Он махнул рукой, будто призывая публику вскочить и сейчас же присоединиться к восстанию. Тут его скрутили гарды, непозволительно медленно – а вдруг бы человек оказался бомбистом? Скрутили и увели – но поздно: галерка зашевелилась, засвистела. Графиня Кранц беспомощно вертела биноклем, а певица на сцене растерянно сжимала на груди «белогорскую» шаль, будто ее застали в непотребном виде.

Спектакль после некоторой паузы продолжился, но разъезжалась публика в непривычном смятении. Молодежь тут давно уж была увлечена игрой в восстание, но сейчас, когда и так развязана война, – к чему это? Да и вид у буяна был на удивление серьезный… Так под утро в тревоге и легли спать – и, когда всего через несколько часов проснулись от взвившегося над городом пламени, поняли, что тревожились не напрасно.

Князь Белта возвращался домой. Возвращался в Швянт, откуда семь лет назад уезжал торопливо, как беглец. Теперь он входил в город, уже пахнущий порохом, уже притихший, настороженный. На востоке пылало зарево – горели подожженные солдатами Вуйновича пороховые склады.

Пожар вначале не слишком испугал город, многие сбежались посмотреть. Гарды попытались их отогнать, чтобы освободить проезд для пожарной кареты. Но толпа стеклась к огню, как кровь к ушибу, набухла, воспалилась. В помощь ей подоспели студенты. Багаду Галата велено было до времени поберечь пистоли, и они накинулись на гардов с извечным студенческим оружием – выковырянными из мостовой булыжниками. Завязалась драка, студентов лупили палками, рукоятками сабель, чем под руку придется. У стражи от дыма слезились глаза. Толпа напирала, со складов доносились новые взрывы. Пожарные честили на все лады и зевак, загородивших проезд, и студентов, и гардов.

– Разойдись! – кричал капитан стражи. – Пропусти! Город тушить кто будет, ядрену вашу…

Наконец кто-то не выдержал, палец дрогнул на курке, один из студентов повалился наземь, раскинув руки.

В толпе взвизгнули:

– Убийцы!

Другие принялись скандировать:

– Свобода! Свобода!

Капитан гардов тщетно надрывал глотку:

– Уйдите, сучьи вы дети! Сейчас же тут все на воздух взлетит, там же по-ро-шок, остолопы! Вас же и прибьет же! Разойдитесь, дурни, ядрену вашу мать, во имя Господа Разорванного!

Будто отвечая, за его спиной снова грохнуло. Тех, кто был ближе всех к восточному концу склада, снесло ветром и ударило со всей силы о мостовую. Часть толпы снялась с места, будто оползень, и побежала. Но студенты Галата стояли прочно. В суете и дыму гарды не заметили, как половина багада прокралась на склад и теперь спешно выносила оружие. Оставшиеся же пытались подогреть народное негодование, тесня стражу и на ходу сочиняя самые изощренные оскорбления. Пожарные обливали их водой, но студентам горя было мало, и по ним стреляли уже без церемоний.

Капитан гардов видел, к чему идет. А помощь, за которой он давно уж послал в казармы, не спешила. Он не слышал за спиной новых взрывов, и рев пламени, кажется, стал тише, но теперь сквозь него все яснее слышался лязг железа о железо – солдаты цесаря, охранявшие склады, сцепились с кем-то. С кем-то пришедшим за оружием, и если грабители с этих складов выйдут, то, к бабке не ходи, атакуют стражу…

Тут уж не до пожарных. Тут огонь покрепче займется.

– Слушай мою команду! – закричал капитан, тщетно силясь перекрыть орущую толпу и глумящихся студентов.

Но команды так никто и не услышал, потому что совсем юный мальчишка поднял с земли камешек и запустил гарду в голову. Камешек был небольшим – обломок булыжника или просто галька, – но попал капитану прямо в висок под сползшей на один бок каской. Гард замолк и свалился с коня. Тот, и так едва стоящий на месте из-за дыма и криков, вовсе ополоумел и кинулся в толпу, таща за собой запутавшееся в стременах тело. Взвыло пуще. Кое-кто из стражи хотел было рвануть наутек, но им не давали, норовили вытащить из седла. От пальбы кони шарахались в сторону, кого-то задавили, кому-то пробили лоб.

Все это, казалось, длилось часы, но на деле случилось почти молниеносно, и когда наконец поднятое впопыхах подкрепление приблизилось к складам, то увидело напряженную, ставшую будто одним телом толпу. А перед этой толпой стояли обгоревшие бойцы багада Вуйновича и по-детски серьезные студенты Галата, целясь в цесарских солдат из их же оружия.