Твоя капля крови

Здесь, у этого камня, когда-то стояли те, кто создавал Бялу Гуру из нескольких поселений, выстроенных вокруг храма, и окружающих его диких лесов. Создавали – свободной.

Добрый отец ожидал Стефана на Холме с образом Матери в одной руке и сосудом с Материнским молоком – в другой. Рядом его помощник держал княжескую булаву. Не ту, что вручалась князьям перед тем, как страну захватил Остланд. Та хранилась сейчас у льетенанта, на почетном месте в сокровищнице его супруги. Стефану же досталась древняя, потемневшая, которую удалось спрятать от врагов. Добрый отец сотворил над ним знак Матери, отчего к горлу подступила тошнота. Но хоть магия Ольховского работала исправно.

Стефан все ждал, когда кто-то из собравшихся на склонах крикнет: «Не хотим!», «Вурдалак», «Предатель!» Но люди стояли в напряженном молчании, вольные глядели с насмешливым ожиданием: как, мол, себя покажешь, новый князь?

И однако не протестовали, хотя в вольных багадах обычно каждый хожиста – сам себе князь и командир.

Добрый отец, молчавший, ожидая, не начнут ли протестовать, наконец отмер, надавил Стефану легонько на плечо, и тот опустился на колено.

– Свобода – это самый первый господень дар, самая первая заповедь. Добрая Матерь, впервые отпуская человека в этот мир, сказала ему: иди и будь свободен. Потому что, если подумать, только вольный человек может услышать бога… От нашей Матери мы наследуем волю так же, как наследует ее наша земля. И сегодня вы избрали себе князя, который по вашему решению и с Ее благословения поведет Бялу Гуру к свободе. Повторяй за мной, – велел он, обращаясь к Стефану. – Я, Стефан Белта, сын Юзефа Белты…

– Я, Стефан Белта, сын Юзефа Белты, клянусь перед своим народом Матушкиным именем, отцовским гербом, княжеской булавой и своей саблей, что буду верным слугой Матери нашей и Бялой Гуры, что не посрамлю имени своего отца, что булаву буду использовать, чтобы творить закон в Бялой Гуре, а саблей своей буду защищать ее до последней капли крови. Что скреплено сталью, руки не расцепят.

Закончив, Стефан склонил голову, чтобы добрый отец смог оросить его молоком. Когда капли упали на его кожу, он едва не зашипел – и больше от обиды, чем от боли.

Разве не твою страну я только что обещал защищать?

Стой. Терпи.

Щеки и руки жгло огнем там, куда упали священные капли.