О Княжеском холме пелось в древних балладах и рассказывалось в преданиях. И те и другие изобилуют преувеличениями. И после всех напыщенных эпитетов пришедший на Холм бывал разочарован: он видел лишь небольшую горку, заросшую тысячелистником, и, как ни силился, не мог уловить исходящего от этого места сакрального духа.
Такая кажущаяся незначительность сегодня оказалась им на руку: тут можно было не ожидать цесарских отрядов.
В другое время можно было бы собраться всем под предлогом княжеской охоты, но сейчас крупная процессия неминуемо вызвала бы подозрения. И однако к Холму приехали не только Стефановы гости. Добрались сюда и вольные багады, те, что узнали о выборах от лесных собратьев. Хожисты багадов – вчерашние арендаторы или владельцы маленьких поместий, продавшие, как встарь, нехитрые богатства, чтобы снарядить бойцов. Они не были людьми князя, хоть со времен Станисласа обязаны были подчиняться воеводе. По «закону Велимира» их мнением не поинтересовались, и сейчас, если новый князь им не понравится, может завязаться драка, а то и вовсе провалится церемония.
Сам новый князь прибыл в закрытой карете. Добрый отец хотел было отправиться с ним, чтоб наставлять его по дороге, но Стефан сказал ему, что хочет провести дни перед церемонией в уединении и постясь.
Стефана облачили в тяжелый кафтан цветов Белта, пахнущий затхлостью и травами – слуги долго проветривали его, вытащив из сундука, но прогнать запахи не удалось. Подпоясали широким кушаком, вышитым золотом, – вспомнились совсем некстати золотые кисти на покрывале, в которое завернули беднягу Кравеца. Меховой шапке Стефан был рад, несмотря на теплый день: она хоть как-то закроет голову от солнца. Подошел пан Ольховский и долго возился, опрыскивая Стефана дождевой водой из своей фляги и шепча заклинания. Предполагалось, что при таком колдовстве боец на открытом солнце будет ощущать себя как под пасмурным небом. Стефан надеялся – этого хватит, чтоб не упасть замертво…
Если б ты знал, отец, что твоего сына станут посвящать в князи, а он будет только желать не изжариться на солнце…
Стефан не чувствовал ни смятения, ни радости, слишком хорошо помня, что выборы были игрушечными, да и выбирали не столько князя, сколько соломенное чучело, чтоб сжечь после праздника. Но когда он поднялся на Холм и коснулся большого серого камня, как делали это самые первые князья Бялой Гуры, ему передался трепет. Шершавая поверхность была теплой, будто кто-то из его предшественников только что убрал с нее ладонь.