Твоя капля крови

Стефан, хоть и не простил до сих пор Бойко тех двоих мальчишек на виселице, не мог не поражаться тому, как хорошо поэт распланировал свою революцию. Хотя стоит ли удивляться, что студенты, привыкшие удирать от стражи, хорошо выучили окрестные крыши и черные лестницы кабаков. Захват почтовой станции не просто позволил им выиграть несколько дней. В мешке с посланиями оказались и военные реляции. Кампания только началась, но солдаты цесаря за Стеной уже терпели первые поражения. Вполне понятно, если знать, что последней победой Остланда стал разгром войск Яворского, да и на него понадобилось немало сил. Несмотря на всю свою мощь, армия Державы слишком привыкла укрываться за Стеной. К тому же теперь цесарю не приходилось рассчитывать на союзников: Чезарец, как и следовало ожидать, позабыл о всех договоренностях, в Драгокраине было вовсе не до чужих кампаний. В одном из посланий к льетенанту спрашивалось, за какое время он сможет набрать белогорский отряд, чтобы безотлагательно отправить его «на помощь нашему брату господарю Николае». Стефан пробежал глазами несколько депеш и сел составлять короткое сообщение об освобождении столицы Бялой Гуры войсками избранного князя. Их отправят молниями в Чеговину и во все шесть Углов.

Марек – где бы он сейчас ни был – услышит…

Когда день перевалил за половину, остландцы огляделись и с удивлением поняли, что уже проиграли. Рассредоточенные по городу группы солдат теряли всякую связь друг с другом. Второпях набросанные на улицах баррикады если и не слишком хорошо защищали своих строителей, то по крайней мере мешали лошадям. И не все солдаты соображали сразу, что нужно беречь пули – казармы взяты, склады погорели, а город окружен, и оружия взять будет неоткуда. Самые здравомыслящие занимали особняки, запирались, на крыши и к окнам ставили стрелков в ожидании, что подкрепление придет и вырвет их из мутного кошмара.

А город меж тем стремительно зеленел. Алые с черным полотна срывались отовсюду, и в окнах домов вывешивались зеленые флаги с белой горой и соколом. Те, кому неоткуда было достать спрятанное до лучших времен полотнище, наскоро крепили к древкам полосы белой и зеленой ткани. С баррикад, с улиц, с балконов неслось:

                                На вдовьих слезах,

                                На наших костях                                Воля уродится.                                Над родной страной                                Летнею грозой                                Небо разразится.

К утру оказалось, что две стороны в городе поменялись местами: теперь повстанцы завладели улицами, а оставшиеся в городе солдаты забаррикадировались где придется.

– Что же это за война, – плюнул перебравшийся к Стефану Вуйнович, – то мы брали города, а теперь берем улицы… и то не справляемся, смешно сказать…

Город стал пустеть. Бежавшим из него гардам и солдатам не чинили препятствий, задерживали только офицеров, да и тех чаще всего отпускали, допросив и забрав оружие. Пленные требовали лишнего внимания и средств, а ни того ни другого у повстанцев сейчас не было.

– Мы их выбили! Выбили! – ликовали гонцы от генерала Галата. Ликовали слишком громко, надо бы объявить, чтоб реквизированных погребов не трогали до окончательной победы.

А скорее – пока только реквизированным вином и останется запивать поражение…

На улицах остландских бойцов действительно больше не было, но те, кто остался, забаррикадировались в Княжьем замке и оттуда удерживали площадь. Храбрецы, которые пытались пробраться ближе к замку, так и остались лежать на выщербленных булыжниках – забирать тела уже никто не рискнул.

Другие, судя по донесениям, заперлись в здании суда – как раз напротив кабачка Гамулецкой, кто-то даже засел в крепости, откуда к тому времени сбежали пленные.

– В крепости они бы оказались и так, и так, а вот остальных придется выкуривать…

Ночь цесарские солдаты провели в замке, удобно расположившись вдоль галерей и отстреливая всех, кто пытался приблизиться.

– Так, может, пусть они там и сидят, пока не устанут?

– Не скоро они устанут, – вздохнул Вуйнович. – В замке своя оружейная и полные погреба.

В оружейной не так много порошка – после манифестаций в столице льетенант боялся, что кто-то может пробраться в замок и устроить фейерверк. Но погреба полны. Остландцы будут спокойно ждать подкрепления, а оно придет куда быстрее, чем легионы Марека…

– Наш багад попытался их атаковать, – частил посланник от Самборского, – но мы понесли потери, трое убитых, и… они едва не ранили нашего хожисту. И хожиста Самборский дал приказ отступать… Он поставил стрелков на ближайшей крыше, но там далеко, не попасть.

Так и вышло, что расставленные Самборским стрелки праздно сидели на крышах, время от времени постреливая в расставленный на площади кордон – но и то делая редко, справедливо полагая амуницию конечной, а дело – бессмысленным.

Самборский не дотерпел; Стефан после давешнего сна этому не удивился.

– Что за затея, – ворчал Вуйнович, – передай, мальчик, своему хожисте, чтобы больше без приказа в такие атаки не ходил… да еще без разведки.