Твоя капля крови

– Это же предательство, господа! – вдруг звонко сказал молоденький гвардеец. – Капитан, мы не можем сдаться сейчас, это предательство!

– Извольте подчиняться приказу!

Несколько гвардейцев бросились по ступеням вверх, на Стефана, а у гвардейца в руке оказался пистоль, и он целился в Гайоса. Стефан выстрелил раньше, выхватив пистоль у кого-то из своих: собственный он успел разрядить. Юноша охнул, выронил оружие и схватился за плечо. Зазвенели сабли: гвардейцы сцепились с повстанцами, ринувшимися на защиту князя. Поверх их голов Стефан поймал пораженный взгляд Гайоса: кажется, все произошло слишком быстро. Остландцев скрутили; впрочем, их только разоружили и вывели из города. Гвардейцев и вовсе отпустили на все четыре стороны. Некоторые остались, так же разорвав кушаки и получив обратно только что отданные сабли.

Велев препроводить Гайоса к себе домой, Стефан вернулся к Стацинскому. Анджеевец уже пришел в себя. Он оказался далеко не единственным раненым этим вечером, но, слава Матери, не попал в число убитых. Когда Стефан нашел его, юноша помогал уложить на носилки бойца с залитым кровью лицом. Белта с трудом узнал его: это был друг Зденека, еще один милициант. Стефан склонился над раненым, сказал несколько ободряющих слов, но так и не понял, услышал ли его бедняга. Стацинскому сказал:

– А вам самому носилок не полагается?

– Пустяковая царапина, – ответил тот. – Все прошло.

Но говорил он с неестественным апломбом, и при этом от него несло чем-то напомнившим чезарский эликсир. Стефан увлек анджеевца в сторону.

– Ну-ка признавайтесь, чего вы наглотались.

Стацинский сверкнул глазами.

– Это специальное зелье. Его делают у нас в Ордене. Оно в два счета ставит на ноги.

– И долго ли вы проживете, если после всякой раны будете так лечиться?

– Воины ордена Анджея обычно долго не живут…

Еще один. Но у Стефана хотя бы есть причина.

– Так вы рискуете не дожить и до конца восстания. Сопроводите этого несчастного в приют и оставайтесь там сами. Отоспитесь хотя бы остаток ночи. И не вздумайте оспаривать приказ.

Ополченцы уходили из города тихо, без бравурных маршей и клятв на площади, под тихое благословение доброго отца. Отправлялись нагонять багады, уже ушедшие к Планине и Казинке, вооружившись тем, что вешницу удалось своими заклятиями спасти от пожара. Галат и его товарищи морщились: сколько же порошка потрачено впустую, сколько оружия они не успели спасти с пылающих складов…

– Так зато и остландцам не достанется, – беззаботно пожал плечами пожилой хожиста. Старики не слишком жалели о черном порошке, дай им волю – армия и вовсе обошлась бы без огнестрелов.

Галат и Бойко решили остаться в городе: оба гораздо лучше были приспособлены к войне в университетских двориках и кабаках. Самборский же ушел, хоть Стефан и предпочел бы не выпускать его из виду. Но молодой князь так рвался защищать родину, что возражения оказались бесполезны. Вуйнович, хоть и подгонял бойцов, говоря, что раньше города и вовсе обороняли вдовьи роты да дети, сам остался в Швянте.

– Воевода должен быть одесную князя, – говорил он непреклонно. – Сейчас они все слетятся на нас, как пчелы на мед. Когда их одолеем, тогда нагоню остальных.

В полупустом городе оставались теперь только Стефан со своей ротой, Студенческая армия да багад Бранки. И вяло отстреливающиеся из своих убежищ цесарские солдаты. Вопрос со взятой крепостью решили радикально – наглухо заперли ворота. Говорили, что ночью солдаты осаждали тюремные стены – только теперь уже изнутри, чтоб вырваться и бежать.

В конце концов потянулись прочь и горожане.

– Нужно сказать, чтобы убирались подальше, – заметил Корда.

– О чем ты?

– Они доедут до тетки в деревне и счастливо там останутся. А завтра в ту же деревню заявится армия твоего друга, чтобы осадить город…

– Ты прав, – кивнул Стефан, с усилием не заметив «твоего друга».

– Я скажу Бойко, – проговорил военный интендант Швянта. – Пусть велит своим вестовым предупредить горожан.

Бежали не все. Те, кто в начале восстания вышел на баррикады, оставались в подчинении у Студенческой армии. К роте Стефана на третье утро прибавилась семья саравов: отец и четверо сыновей, все здоровые, все с оружием, которое неисповедимым образом добыли себе сами.

– Кто бы и кого сейчас ни бил, кончится все равно тем, что станут бить саравов, – объяснил старший, когда его спросили, отчего он хочет сражаться. – Так уж лучше мы начнем первыми…

На четвертый день Стефана разбудили днем. Даже через темные занавеси солнце светило так, что заломило виски и заслезились глаза. Надо попросить у вешница еще порцию его колдовства…

– Что такое? – спросил он хрипло.

– Они прислали парламентеров. Там, у моста…

У моста действительно ждали несколько конных. Одного из них Стефан узнал даже с такого расстояния.

– Матерь добрая. Это же Голубчик!

– Голубчик? – смешался генерал.

– Генерал и военный советник Лотаря. Его так прозвали оттого… впрочем, неважно теперь. Я думал, он командует войсками в Чеговине…

Всадники стояли недвижно. Стефан перевел взгляд на здание у моста: на крыше засели стрелки. Как бы им голову не напекло.