Тысяча акров

Думать об отце было тревожно, и мои мысли вернулись к тому, о чем я размышляла на пути в больницу: к Таю, Джессу и нашему будущему. Но теперь присутствие отца все поменяло. То, что казалось волнующим, но приятным и даже почти невинным (это же просто мысли), теперь рисовалось вполне реальным и пугающим. Даже наше согласное молчаливое единение с мужем стало казаться мне мимолетной незаслуженной роскошью. Богатые дома сменились более скромными. Мне нравилось их рассматривать: они были такими разными. Тут крыльцо завалено каким-то старьем, там в открытом гараже стоят две шикарные машины, дальше виднеются самодельные качели с песочницей. Каждая семья живет по-своему, не слишком оглядываясь на соседей. В детстве я завидовала тем, кто живет в городе, потому что они могли общаться с кучей людей, теперь же меня больше привлекала свобода быть собой, возможность скрыться в людской толпе.

Отец застонал. Я застыла, уставившись в темноту.

– Что-то болит, Ларри? – спросил Тай. – Может, вернемся в больницу, пока не поздно?

Опять нет ответа. Если он молчит, значит, вероятно, возвращаться не хочет. Мы поехали дальше. Я не могла отделаться от ощущения, что передняя часть машины слегка приподнята, и то и дело ловила себя на том, что прислушиваюсь к шуму мотора, будто мы не отца везли, а буксировали трейлер. Точно его присутствие обременяло не только мои мысли.

Мы с Таем успели несколько раз многозначительно переглянуться. Он мне улыбнулся, как бы говоря, что нужно набраться терпения и не терять надежду. И откуда в нем такая безграничная стойкость? Такая суровая, непробиваемая и крепкая. Такая привычная и заразительная. А может, я и сама уже стала как он? Что, если бы мы не были такими покладистыми и уступчивыми… Как случилось так, что все разъехались, а мы остались? Почему я даже не помышляла о колледже, о другой жизни, о переезде в Де-Мойн или хотя бы Мейсон-Сити? А дети? Мои пять нерожденных детей? Раньше я думала, что стоит только правильно себя настроить (сначала на оплодотворение, а потом на вынашивание), и все получится. Теперь я видела свою ошибку. Какое дитя захочет остаться с матерью, которая просто терпеливо ждет? Которая воспринимает все отрешенно и с легкостью говорит: «В следующий раз получится. Еще есть шанс». Нет! Надо действовать, решать, выбирать! Стойкость Тая ведет нас – ведет меня! – в никуда. Я подалась вперед и заметила, что мы уже свернули на Кэбот-Стрит. Почти приехали. Я развернулась и позвала:

– Папа!

Отец открыл глаза и что-то промычал. Тай бросил на меня тревожный недоуменный взгляд.

– Папа, нам надо поговорить! Я понимаю, что тебе сейчас плохо после аварии. Но скоро может стать еще хуже, когда придут патрульные. Ты должен сделать выводы. Нельзя без конца разъезжать по окрестностям и уж тем более пить. Ты можешь кого-нибудь сбить насмерть. Или сам разбиться, в конце концов.

Он уставился на меня.

– У тебя отберут права. Но даже если на этот раз обойдется, то это сделаю я, будешь опять пьяным ездить. Если не послушаешь – отберу ключи от грузовика и продам его. В детстве ты нам говорил, что второго предупреждения не будет. Так вот, это первое. И еще: тебе никто не запрещает помогать на ферме. У тебя еще полно сил – надо же их куда-то девать. Мы с Роуз будем готовить тебе завтраки рано с утра, чтобы ты мог работать как раньше. Мы не позволим тебе сидеть без дела. Ты привык работать, так работай! Таю и Питу сложно сразу все на себе тащить.

У меня аж дух захватило от собственной дерзости. Говорить с отцом как с собственным ребенком! Отчитывать его! Мне понравилось устанавливать порядки. Это усмиряло тревогу и давало непривычную уверенность в том, что отныне все будет под контролем. Впереди виделась вереница спокойных дней, и я на переднем плане, значительная и решительная. Подобный тон был мне непривычен (никогда и ни с кем я так раньше не разговаривала), но почувствовала, что с легкостью освою его. Будь у меня дети, я точно так же отчитывала бы их, правда, до этого я никогда не представляла себя в роли строгой матери, только ласковой, нежной, терпеливой и вразумляющей.

– Я не шучу по поводу машины. И Роуз меня поддержит, – еще раз подчеркнула я, взглянув на старика.

Он посмотрел мне прямо в глаза и тихо, будто сам себе, пробормотал:

– У меня ничего нет.

Мне показалось, что он хочет меня разжалобить.

– Во-первых, здесь хватит на всех, – сказала я и подумала: «А во-вторых, ты сам все отдал», но произносить это вслух не стала, чтобы не казаться злобной.

Когда мы приехали, Тай проводил отца и уложил его в кровать, но сначала я сказала:

– Завтрак в семь, папа. Приходи к нам, Тай будет ждать, договоритесь, чем тебе заняться.

Уже дома муж заметил:

– Может, не стоит ему завтра работать. Мы же не знаем, какая там у него травма.

– Найди что-нибудь простое на пару часов. Его жизнь опустела, лишилась привычной рутины. Вот в чем проблема. Сейчас самое время действовать, пока ему стыдно.