Тысяча акров

Тай стянул штаны и сел на кровать, чтобы снять носки. Я шагала по комнате, машинально переставляя всякие мелочи, и физически ощущала, как во мне пульсирует сила. Не в состоянии усидеть на месте, я заглянула в ванную, потом прошлась по гостевой спальне (которая так ни разу и не использовалась) и по еще одной соседней комнате, где мы держали старую мебель, заглянула во все окна. Была тихая летняя ночь, свежая и туманная. Когда я вернулась в спальню, Тай уже растянулся на кровати, закинув руки за голову.

– Сегодня я кое-что поняла.

– О необходимости брать на себя ответственность?

– Да, но не только. Я не просто осознала, но и почувствовала. Физически ощутила.

Муж хмыкнул.

– Ты мне веришь?

– Верю.

– Тогда что?

– Джинни, уже ночь. Ты обещала приготовить отцу завтрак к семи. Давай поспим и увидим, с каким ощущением ты проснешься завтра. Утро вечера мудренее.

– Хорошо.

Тай закрыл глаза, а я прошла в комнату с окнами на запад и стала смотреть в сторону фермы Кларков. Так и стояла, прислушиваясь к дыханию мужа, ждала, когда он уснет.

Утром за завтраком отец беспрерывно ворчал и стонал, но я пропускала все мимо ушей, не обращая особого внимания. Приготовила гренки, бекон и салат из бананов и клубники, сварила кофе, выставила на стол сироп, масло и сахар, потом начисто отдраила кухню. Все сделала как надо, но с отцом не нянчилась и жалости особой не проявляла. Правда, он и не просил. Поел, отодвинул тарелку и встал из-за стола. Я прилипла к окну, когда он хлопнул входной дверью. Все шло по плану: он направился к нашему дому, где на скотном дворе его ждал Тай. Обычно, когда ему надо было добраться до нас, он влезал в свой грузовик и проезжал четверть мили, но теперь машины не было, и отец казался сбитым с толку, растерянным от того, что пришлось идти пешком. Он шел неуклюже, сгорбившись, переваливаясь с ноги на ногу. Ничего, разминка пойдет ему на пользу. Он ни разу не оглянулся, хотя Роуз стояла у себя на крыльце, провожая его взглядом.

Я вернулась на кухню и принялась оттирать плиту. Хлопнула входная дверь, вошла Роуз.

– Как я посмотрю, с ним все в порядке, – бросила она.

– Его сегодня должен осмотреть доктор Генри из Пайка, чтобы решить вопрос с обезболивающими. Ему дали с собой две таблетки на случай сильных болей, но я не знаю, принял ли он их. Я свожу его после обеда. Полиция не появится в ближайшие десять дней, пока не будет готов анализ крови.

– Они должны были засадить его за решетку. Это попустительство.

– Никто же не пострадал, Роуз. Вот если бы…

– Ему просто повезло.

– И слава богу! Если бы ему не повезло и он сбил кого-нибудь, тогда по закону…

Роуз встала посреди дверного проема в гостиную, уперев руки в бока.

– Черт, Джинни, сколько можно за него заступаться?! Неужели тебе не хочется наконец рассказать всю правду о нем? Он опасен! Озлобленный, раздражительный старикан! Какая презумпция невиновности? Разве он сам хоть когда-нибудь соблюдал этот принцип по отношению к другим?

– Знаю, но вчера я серьезно с ним поговорила…

– Порой я так люто его ненавижу, что волны злости накрывают меня с головой и мне хочется, чтобы он поскорее сдох и отправился в ад!

– Роуз!

– Что «Роуз»? Почему ты ужасаешься? Потому, что нельзя желать зла ближнему, или потому, что у тебя нет ненависти к нему?

– Ни капли ненависти. Он, конечно, грубоват, но…

– Грубоват? Нет, у него есть грехи пострашнее…

– Вчера ночью, – почти закричала я, стараясь перебить Роуз, – я категорически ему заявила, что если он еще хоть раз сядет пьяным за руль, то мы отберем ключи. Уверена, он меня понял. Тай подключит его к работе. Все образуется. С ним, конечно, нелегко…

Роуз, не дослушав, развернулась и прошла в гостиную, я последовала за ней. Она остановилась у небольшого книжного шкафа, где хранились выпуски журнала «Успешный фермер» за полтора года, рекламные буклеты по сельскохозяйственной технике, несколько экземпляров «Нэшнл Географик» и «Ридерс Дайджест», Библия и сборник народных американских песен. Ничего личного или памятного – все как у всех. Роуз стояла, вперив взгляд в журналы, и постукивала по ним ногтем.

– Порой я и тебя ненавижу, – выдохнула она.

Я замерла. Неужели сестра о Пэмми и Линде? Случалось, девочки доверяли мне то, что не решались рассказать собственной матери. Мне нравилось баловать их и брать туда, куда Роуз ни за что бы их сама не повезла. Мы никогда не обсуждали это: слишком все было сложно и запутано, и я почувствовала болезненный укол совести. Теперь сестра могла совершенно справедливо обвинить меня в том, что я вмешивалась не в свое дело. Порой я так жаждала, чтобы они были моими дочками, что не могла противостоять соблазну хотя бы мысленно, хотя бы иногда примерять на себя роль их матери.

– Ненавижу за то, что ты связываешь меня с ним.

– С кем?

– С отцом, черт побери! – воскликнула Роуз, вскинув руки в негодовании. – Не будь дурой! Ты всегда такая хорошая, такая терпеливая, что это начинает походить на тупость. Меня это с ума сводит!

– Не поверишь, – проговорила я с улыбкой, – вчера ночью я то же самое думала о Тае и…

Роуз меня не слушала.