Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Он отвечал мне:

— Но почему же ты отказываешься? Ведь, право, я прошу тебя только об одном: позволить мне познакомить тебя с моими друзьями, этими превосходными товарищами, которые так далеки от малейшей нескромности, что — уверяю тебя, — как только ты увидишь их, тебе не захочется более посещать других и ты сейчас же покинешь всех своих друзей.

Я сказал ему:

— Да ниспошлет тебе Аллах еще большее счастье в дружбе с ними. Я же, со своей стороны, обещаю тебе, что сам приглашу их на пир, который устрою когда-нибудь для них!

Тогда этот проклятый цирюльник согласился с моими рассуждениями, но при этом сказал:

— Так как я вижу теперь, что на сегодня ты все-таки предпочитаешь пиршество своих друзей и их общество обществу моих друзей, то подожди, по крайней мере, пока я сбегаю домой и отнесу туда все припасы, которыми я обязан твоей щедрости; я выложу их на скатерть перед гостями, и так как все друзья мои не так глупы, чтобы обидеться, если я предоставлю им почтить стол мой в мое отсутствие, то я скажу им, чтобы они не рассчитывали на меня и не ожидали моего возвращения, а сам сейчас же вернусь сюда и отправлюсь вместе с тобою туда, куда ты собираешься идти.

Тогда я воскликнул:

— О! Нет прибежища и власти, кроме как у Аллаха Всесильного и Всемогущего! О человек! Иди же наконец к друзьям своим и веселись себе с ними на здоровье, а меня отпусти к моим друзьям, которые должны ожидать моего прибытия как раз теперь.

Цирюльник же сказал мне:

— О нет, ни за что я не допущу, чтобы ты шел один!

Я ответил ему, делая величайшие усилия над собою, чтобы не разразиться оскорблением:

— Но пойми же наконец, что никто, кроме меня, не должен идти в то место, куда я иду!

Он сказал мне:

— А! Понимаю! Вероятно, ты идешь на свидание с девушкой! Ибо в противном случае ты непременно взял бы меня с собой. Однако ты должен знать, что я достоин этой чести, как никто другой в мире, и притом я мог бы очень пригодиться тебе во всем, что ты будешь делать. А кроме того, я сильно опасаюсь, что эта девушка — коварная чужестранка. В таком случае — беда тебе, если ты будешь один! Не выбраться тебе оттуда живым! Ибо в таком городе, как Багдад, подобные свидания далеко не безопасное дело, о, далеко нет! А особенно с тех пор, как у нас водворился этот новый правитель, который относится к таким вещам с ужасающею суровостью; ибо говорят, что он лишен зебба[29]

и яиц, а потому из зависти и ненависти он безжалостно карает все приключения подобного рода!

При этих словах я не мог усидеть на месте и закричал с яростью:

— О ты, распроклятый из всех негодяев и злодеев! Кончишь ты или нет все эти разглагольствования, которыми ты меня душишь?

Тогда цирюльник решился замолчать на время и, взяв свою бритву, обрил мне наконец всю голову. Но пока он производил все это, наступило время полуденной молитвы, и, быть может, даже молитва уже шла, и скоро должна была начаться проповедь.

Тогда я сказал ему, чтобы заставить его убраться:

— Иди же к своим друзьям и отнеси им все эти яства и все эти напитки, а я обещаю подождать тебя, чтобы ты мог пойти со мною на это свидание.

И я очень настаивал на этом и убеждал его согласиться.

Тогда он сказал мне:

— Я отлично вижу, что ты хочешь провести меня и, отделавшись от меня, пойдешь один. Но предупреждаю тебя, что, поступая таким образом, ты рискуешь попасть в такую беду, что не найдешь ни выхода из нее, ни спасения. Поэтому заклинаю тебя: в твоих же собственных интересах не трогаться с этого места, покуда я не вернусь и не смогу пойти с тобою, чтобы видеть, чем кончится все это приключение!

Я сказал ему:

— Да! Но ради Аллаха, не медли слишком, возвращайся скорее!

Тогда цирюльник попросил, чтобы я помог ему взвалить на спину все те вещи, которые я ему дал, а на голову — два больших подноса с пирожными, и, нагруженный таким образом, вышел от меня. Однако — будь он проклят! — едва он успел выйти на улицу, как подозвал к себе двух носильщиков, передал им свою ношу, приказал им отнести все это к нему домой, в такое-то место, а сам спрятался в темном переулке, ожидая моего выхода.

Что же касается меня, то я немедленно встал, умылся с величайшею поспешностью и, одевшись в свое лучшее платье, вышел из дому.

Но в ту же самую минуту я услышал крик муэдзинов на минаретах, которые сзывали верующих на полуденную молитву этого святого дня, пятницы:

Бисмиллах Рахмани Рахим![30]

Хвала Аллаху, Господу вселенной,

Милостивому и Милосердному!

Всевышний Владыка, Единый Судия в день Страшного суда,

Тебе поклоняемся, к Твоей помощи прибегаем!

Наставь нас на путь правый,

На путь тех, кого осыпал Ты Своими благодеяниями,

А не на путь навлекших на себя гнев Твой

И не на путь заблудших!