Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Тогда султан, не желая, чтобы все это богатство было потрачено на что-нибудь ничтожное, решил употребить его на дело, которое было бы угодно Всевышнему. И он решил построить мечеть, которая бы не имела себе равных во всех мусульманских странах. И он призвал знаменитейших строителей государства своего и приказал им наметить по его указаниям план этой мечети, не стесняясь никакими трудностями выполнения и никакими соображениями относительно расходов, которые на это потребуются. И строители наметили у подножия холма, возвышающегося над городом, огромнейший четырехугольник, стороны которого были обращены к четырем странам света. И на каждом углу они поставили по восхитительно стройной башне, верхушка каждой была украшена галереей и увенчана золотым куполом. И с каждой стороны мечети они воздвигли тысячу столбов, которые поддерживали изящно изогнутые и прочные своды, и устроили на них террасу с золотыми ажурными перилами дивной работы. И посредине здания они воздвигли огромный купол, который отличался такой легкостью и воздушностью постройки, что, казалось, покоился без подпоры между небом и землей. И свод купола был покрыт голубой эмалью и усеян золотыми звездами. И пол был из редких пород мрамора, и мозаика — из яшмы, порфира, агата, жемчужного перламутра и самоцветных камней. И столбы, и своды были покрыты выпуклыми и раскрашенными различными красками надписями стихов Корана. И дабы дивное здание это было застраховано от огня, ни единого кусочка дерева не было употреблено на постройку его. И целых семь лет, и семь тысяч человек, и семь тысяч пудов золотых динаров потребовалось на то, чтобы вполне закончить эту мечеть. И назвали ее мечетью султана Мухаммеда бен-Тхейлуна. Под этим названием известна она и в наши дни.

Что же касается почтенного Гассана Абдаллаха, то к нему скоро вернулось и здоровье, и силы, и он дожил среди всеобщего уважения и почета до ста двадцати лет — предела жизни его, назначенного ему судьбою. Но Аллах еще мудрее! Он один будет жить вовеки!

И Шахерезада, закончив эту историю, умолкла.

А царь Шахрияр сказал:

— Конечно, никто не может избежать судьбы своей! Но, о Шахерезада, как эта история опечалила меня!

И Шахерезада сказала:

— Да извинит меня царь, но именно поэтому я расскажу ему сейчас историю о неизносимых бабушах, извлеченную из «Сборника легкого балагурства и веселой мудрости» шейха Магида Эддина Абу Тахера Мухаммеда, — да примет его Аллах в милосердии Своем и да упокоит в милости Своей!

И Шахерезада сказала:

СБОРНИК ЛЕГКОГО БАЛАГУРСТВА И ВЕСЕЛОЙ МУДРОСТИ

НЕИЗНОСИМЫЕ БАБУШИ

Рассказывают, что был в Каире некий москательщик по имени Абу Кассем эт-Тамбури, который славился своей скупостью. И хотя Аллах даровал ему богатство и удачу в делах купли и продажи, он жил и одевался как беднейший из нищих; и платье, которое носил он, все состояло из заплат и лохмотьев; и чалма его была такая старая и грязная, что уже нельзя было определить цвет ее; но из всей его одежды особенно выказывалось его скряжничество на его бабушах, ибо они были не только подбиты огромными гвоздями и тверды, как осадные машины, с подошвами толстыми, как голова бегемота, и тысячу раз починенными, но и верх их был до того в заплатах, что за двадцать лет, в течение которых бабуши эти были бабушами, самые искусные из чеботарей и кожевников Каира истощили все свое уменье, чтобы как-нибудь стянуть жалкие остатки их. И вследствие всего этого бабуши Абу Кассема стали такими тяжелыми, что давно уже вошли в поговорку по всему Египту; ибо, когда желали определить что-нибудь очень тяжелое, они всегда являлись предметом сравнения.

Так, если приглашенный слишком долго засиживался в доме хозяина, о нем говорили: «У него кровь тяжелая, как бабуши Абу Кассема».

И если школьный учитель из породы школьных учителей, зараженных тупою мелочностью, пытался выказать свое остроумие, о нем говорили: «Сохрани нас бог! Его остроты тяжелы, как бабуши Абу Кассема».

И если носильщик изнемогал под тяжестью своей ноши, он, вздыхая, говорил: «Да проклянет Аллах владельца этой ноши! Она тяжела, как бабуши Абу Кассема».

И если старуха из проклятой породы вечно хмурых старух в каком-нибудь гареме пыталась помешать юным женам господина своего забавляться друг с другом, они говорили: «Дал бы Аллах, чтобы она окривела, злосчастная! Она тяжела для нас, как бабуши Абу Кассема».

И если слишком неудобоваримое кушанье закупоривало кишки и производило целую бурю внутри живота, то говорили: «Да освободит меня Аллах! Это проклятое кушанье оказывается тяжелым, как бабуши Абу Кассема».

И так далее и так далее — во всех случаях, когда тяжесть особенно давала себя чувствовать.