Абу Кассем, освобожденный после этой весьма тягостной для него затраты, стал от отчаяния вырывать себе бороду и, взяв свои бабуши, поклялся отделаться от них во что бы то ни стало. И долго бродил он, размышляя о том, каким способом вернее достигнуть цели, и наконец решился пойти бросить их в канаву, находившуюся далеко за городом. И он надеялся, что на этот раз уж не услышит о них больше. Но судьбе было угодно, чтобы водой канала бабуши были принесены к мельнице, которую вода канала приводила в движение. И бабуши попали в колеса и заставили их запрыгать, расстроив их мерное движение. И хозяева мельницы прибежали, чтобы поправить повреждение, и увидели, что причиной этого были огромные бабуши, которые попали в шестерню и которые они тотчас признали за бабуши Абу Кассема. И несчастный москательщик был снова брошен в тюрьму и приговорен на этот раз уплатить крупный штраф владельцам мельницы за причиненный им убыток. И сверх того, он должен был заплатить крупный бакшиш, чтобы вернуть себе свободу. Но в то же время ему вернули и его бабуши.
Тогда, совершенно растерявшись, он пошел домой и, поднявшись на террасу, облокотился о перила и принялся глубокомысленно размышлять, что ему делать дальше. И он положил свои бабуши неподалеку от себя, на террасе, но стоял, повернувшись к ним спиной, дабы не видеть их. И как раз в эту минуту собака соседей заметила бабуши Абу Кассема, схватила в пасть одну из бабуш и стала играть с ней.
И во время этой игры бабуша была далеко отброшена, и злой судьбе было угодно, чтобы она упала с террасы на голову проходившей по улице старухи. И тяжесть бабуши, окованной железом, раздавила старуху, вдавив высоту ее в ширину ее. И родственники старухи узнали бабушу Абу Кассема и подали на него жалобу кади, требуя уплатить пеню за убийство или смерти Абу Кассема. И несчастный должен был уплатить эту пеню согласно закону. И сверх того, чтобы избегнуть тюрьмы, принужден был заплатить крупный бакшиш стражникам и их начальникам.
Но на этот раз решение его было твердо. И, вернувшись домой, он взял злополучные бабуши и, снова явившись к кади, поднял обе бабуши над головой и воскликнул с горячностью, рассмешившей и кади, и свидетелей, и всех присутствующих:
— О господин кади, вот причина всех моих злоключений! И я скоро буду вынужден просить подаяния во дворах мечетей. Умоляю тебя смилостивиться надо мною и издать заявление, свидетельствующее, что Абу Кассем теперь уже не владелец этих бабуш, что он отдает их тому, кто пожелает взять их, и не ответствен более за все несчастья, которые они причинят в будущем.
И, проговорив это, он бросил бабуши посреди залы заседаний и бросился бежать босиком, в то время как все присутствующие, покатываясь со смеху, опрокинулись на спины. Но Аллах мудрее всех!
И Шахерезада, не останавливаясь, стала рассказывать еще:
БАХЛУЛ — ШУТ АЛЬ-РАШИДА
До меня дошло, что халиф Гарун аль-Рашид имел постоянно проживающего у него во дворце шута, обязанного развлекать его в минуты мрачного настроения. И шут этот назывался Бахлул Мудрый. И халиф однажды сказал ему:
— Йа Бахлул[20]
, знаешь ли ты, сколько безумцев в Багдаде?И Бахлул ответил:
— О повелитель мой, список их вышел бы несколько длинен.
И Гарун сказал:
— Я поручаю тебе составить этот список. И требую, чтобы он был верен.
А Бахлул ответил на это долгим раскатом смеха.
И халиф спросил его:
— Что с тобой?
И Бахлул сказал:
— О повелитель мой, я враг всякой утомительной работы. И поэтому, чтобы исполнить твое желание, я сейчас же составлю список мудрецов, живущих в Багдаде, ибо для этой работы потребуется не больше времени, чем на то, чтобы выпить глоток воды. И по этому списку, который будет весьма короток, ты будешь знать, клянусь Аллахом, как велико число безумцев в столице твоего государства.
И тот же Бахлул, усевшись однажды на трон халифа, получил за эту дерзость от привратников целый град палочных ударов. И отчаянные крики, которые он испускал по этому случаю, привели в волнение весь дворец и привлекли даже самого халифа. И Гарун, видя, что шут его плачет горькими слезами, стал утешать его.
Но Бахлул сказал ему:
— Увы, о эмир правоверных, горе мое безутешно, ибо не о себе я плачу, но о господине моем халифе! Ибо ведь если я получил столько ударов за то, что занимал трон его всего лишь одну минуту, то какой град ударов ожидает его там, его, который занимал трон в течение многих и многих лет?!