Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И он привел меня в великолепный дворец на берегу Нила и принудил меня поселиться там вместе с ним. И, видя, что ничто не могло отвлечь душу мою от страданий и бедствий моих, он в надежде утешить меня захотел разделить со мною все, что имел. И, доводя великодушие свое до крайних пределов, он принялся обучать меня тайным наукам и научил читать по книгам алхимиков и разбирать каббалистические рукописи. И он часто приказывал при мне принести пуды свинца, которые тут же плавил, и затем, бросив в растопленный свинец немножко красной серы из шкатулки, он превращал презренный металл этот в чистейшее золото.

Но посреди всех этих сокровищ и окруженный ликованиями и празднествами, которые ежедневно устраивал господин мой, я чувствовал тело мое удрученным болезнями и душу несчастной. И я не мог даже переносить ни тяжестей, ни прикосновения богатых одежд и драгоценных тканей, которыми он заставлял меня покрываться. И мне подавали самые тонкие кушанья и лучшие напитки, но это было напрасно, ибо я не чувствовал ничего, кроме отвращения и омерзения ко всему. И у меня были великолепные покои, и ложе из душистого дерева, и диваны из пурпура, но сон не смыкал глаз моих. И сады дворца нашего, освежаемые ветерком с Нила, были полны самых редких деревьев, привезенных с большими издержками из Индии, Персии, Китая и с островов; и искусно выстроенные машины поднимали воды Нила, которые падали освежительными струями в бассейны из мрамора и порфира, но я не испытывал никакого наслаждения от всего этого, ибо яд, не имеющий противоядия, пропитал и тело и душу мою.

Что же до господина моего бедуина, то дни его протекали среди удовольствий и наслаждений, и ночи его были предвкушением радостей рая.

И он жил неподалеку от меня, в покоях, обтянутых шелковыми, затканными золотом тканями и освещенных мягким светом, подобным свету луны. И его дворец находился среди рощ померанцевых и лимонных деревьев, к которым примешивались также жасмины и розы. И там принимал он каждую ночь все новых и новых гостей, которым оказывал великолепный прием. И когда сердца и чувства их были расположены к услаждениям изысканными винами, музыкой и пением, он приказывал проходить перед их взорами юным девам, прекрасным, как гурии, купленным на вес золота на рынках Египта, Персии и Сирии. И как только один из гостей бросал взгляд, горевший желанием, на одну из них, господин мой брал ее за руку и, подводя ее к тому, кто пожелал ее, говорил ему:

— О повелитель мой, ты чрезвычайно обяжешь меня, отведя эту невольницу в дом свой!

И таким образом все, кто сближались с ним, становились друзьями его. И его звали не иначе как великолепный эмир.

Но вот однажды господин мой, который часто навещал меня в моих покоях, где страдания принуждали меня жить уединенно, неожиданно явился ко мне, приведя с собою новую девушку. И лицо его было освещено опьянением и удовольствием, а вдохновенные глаза блистали необычайным огнем. И он сел подле меня и, посадив молодую девушку к себе на колени, сказал мне:

— Йа Гассан Абдаллах, я буду петь! Ты еще не слыхал моего голоса, послушай!

И, взяв меня за руку, он запел голосом, полным страсти, покачивая головой, следующие стихи: