Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— О прекрасный царевич Хоссейн, твое удивление пройдет, когда ты услышишь, что я знаю тебя с самого твоего рождения и что я улыбалась тебе, когда ты лежал еще в колыбели. Знай же, что я царевна-джинния, дочь царя джиннов. И моя судьба связана с твоей. И это именно я послала в Самарканд дивное яблоко, которое ты купил, и в Бишангар — ковер для молитвы, который увез с собою твой брат Али, и в Шираз — трубочку из слоновой кости, которую нашел твой брат Хассан. Из этого ты можешь видеть, что я не пренебрегаю ничем, что касается тебя. И я заключила, так как моя судьба связана с твоей, что ты достоин счастья более высокого, чем счастье быть супругом твоей двоюродной сестры Нуреннахар. И поэтому я сделала так, что твоя стрела исчезла, и принесла ее в это место, чтобы ты сам открыл сюда дорогу. И теперь зависит вполне от тебя не выпустить из своих рук счастье.

И, произнеся эти слова тоном глубокой нежности, прекрасная царевна-джинния опустила глаза и покраснела. И ее юная красота от этого выиграла еще более. И царевич Хоссейн, хорошо зная, что царевна Нуреннахар не может больше ему принадлежать, и видя, насколько царевна-джинния превосходит ее по красоте, прелести, очарованию, уму и богатству, насколько он мог судить по тому, что он уже видел, и по роскоши дворца, в котором находился, благословил судьбу, которая довела его как будто за руку до самого этого места, настолько близкого и настолько незнакомого, и, склонившись перед прекрасной джиннией, он сказал ей:

— О царевна джиннов, о дама красоты, о владычица! Счастье быть рабом очей твоих и узником совершенств твоих ничем не заслужено мной, и оно способно лишить рассудка такое человеческое существо, как я! Ах! Как могла дочь джиннов обратить свой взор на ничтожного сына Адама и предпочесть его невидимым царям воздушных областей и подземных стран?

^{И юный царевич, низко склонившийся перед нею, дошел до пределов изумления, услыхав, что его называет по имени женщина, которой он никогда не видел.}

Но может быть, о царевна, ты поссорилась со своими родителями и поселилась с досады в этом дворце, в котором принимаешь меня без одобрения царя джиннов, отца твоего, и царицы джиннов, матери твоей, и других твоих родственников? И может быть, в этом случае я явлюсь для тебя причиной неприятностей и предметом стеснения и заботы?

И, говоря таким образом, царевич Хоссейн склонился до самой земли и поцеловал низ платья царевны-джиннии, которая подняла его и, взяв за руку, сказала:

— Знай, о царевич Хоссейн, что я сама себе госпожа, и сама руковожу своими поступками, и не терплю, чтобы кто-нибудь из джиннов вмешивался в то, что я делаю или собираюсь делать. Итак, в этом отношении можешь быть спокоен, и ничто не нарушит нашего благоденствия. — И она прибавила: — Желаешь ли ты быть моим супругом и любить меня?

И царевич Хоссейн воскликнул:

— Йа Аллах! Желаю ли я?! Да я готов отдать всю свою жизнь, чтобы провести с тобой один день не только твоим супругом, но даже последним из твоих рабов!

И, говоря это, он бросился к ногам прекрасной джиннии, и она подняла его и сказала ему:

— Если так, я принимаю тебя своим супругом и отныне я твоя супруга. — И она прибавила: — А теперь, поскольку ты, вероятно, голоден, пойдем сядем за первую нашу трапезу.

И она повела его во вторую залу, еще более великолепную, чем первая, освещенную бесчисленными свечами, благоухающими амброй и размещенными в приятной для глаз симметрии. И она уселась вместе с ним перед дивным золотым подносом, уставленным кушаньями, один вид которых радовал сердце. И тотчас же послышались звуки гармонических инструментов и хор женских голосов, которые, казалось, неслись с самого неба. И прекрасная джинния принялась служить новому супругу собственными руками и подавала ему самые нежные кусочки разных кушаний, которые она ему называла одно за другим.

И царевич нашел прелестными все эти кушанья, о которых раньше он даже никогда не слышал, а также вина, фрукты, пирожные и варенья, подобных которым он тоже никогда еще не пробовал на пиршествах и свадебных торжествах человеческого рода.