Тысяча и одна ночь. В 12 томах

О мой Шаркан, о брат мой, ты не видишь,Как по щекам моим струятся слезыИ чертят строки, полные значенья,Яснейшего, чем плавный ритм стихов, —Значительные, горестные строки!В них взоры всех прочтут без затрудненьяВсю скорбь мою, о брат мой, по тебе!Вослед за гробом, о Шаркан, твоимСо мною шли все воины, рыдая;Неслись их крики, громче и печальней,

Чем крик Мусы перед Тауратом[87],К твоей могиле все мы подошли,Но, брат мой, глубже вырыта могилаВ печальном сердце воинов твоих,Чем в той земле, где ты почил навеки!Увы, Шаркан! Все счастие моеЛежит с тобой под саваном могильным,Здесь, на плечах носильщиков твоих!О, где же ты, Шаркан, мое светило,Чей свет все звезды в небе затмевал?

Взгляни же: бездна мрачная могилы,Что грозно нам тебя от глаз сокрыла,Озарена сиянием твоим,Что внес с собой, о брат мой драгоценный,Ты в лоно нашей матери-земли!И саван твой, и складки все егоОживлены твоим прикосновеньем, —Подобно крыльям, все они раскрылисьИ охраняют, о мой брат, тебя!

Проговорив эти стихи, Даул Макан залился слезами, а вместе с ним и все войско излило чувства свои в глубоких вздохах. Тогда подошел визирь Дандан, бросился на могилу Шаркана, облобызал ее и, задыхаясь от слез, прочитал следующие стихи поэта:

О мудрый муж! Все то, что преходяще,Ты на бессмертье ныне променял,И в этом ты последовал разумноПримеру тех, кто умер до тебя,И свой полет направил ты высоко,Туда, где роз душистых белизнаЛегла ковром к ногам воздушных гурий.Да будет все так радостно тебе!И да дарует Повелитель ТронаТебе в раю прекраснейшее место,

Да даст тебе все райское блаженство,Что подобает праведным мужам!

И таким образом завершился траур по Шаркану.

Но Даул Макан продолжал грустить о разлуке с братом, тем более что осада Константинии грозила затянуться на долгое время. И вот однажды он открылся визирю Дандану и сказал ему:

— Что мне сделать, о мой визирь, чтобы забыть терзающую меня скорбь и прогнать тоску, которая теснит мне грудь?

Визирь Дандан ответил:

— О царь, я знаю одно только средство против твоих страданий, а именно: рассказать тебе историю из времен тех славных царей, о которых говорится в летописях. И это мне нетрудно: в царствование покойного отца твоего, царя Омара аль-Немана, моя постоянная обязанность состояла в том, чтобы развлекать его по ночам, рассказывая ему какую-нибудь чудесную сказку и читая стихи арабских поэтов или мои собственные сочинения. Итак, сегодня же ночью, когда лагерь заснет, я расскажу тебе, если позволит Аллах, одну историю, которая приведет тебя в такой восторг, что грудь твоя расширится и время осады пройдет для тебя необыкновенно скоро. Я могу тебе теперь же сообщить заглавие ее, вот оно: «История двух влюбленных, Азиза и Азизы».

При этих словах визиря Дандана царь Даул Макан почувствовал, что сердце его забилось от нетерпения, и он мог думать только о том, как бы скорее настала ночь, чтобы услышать обещанную сказку, одно заглавие которой бросало его в трепет удовольствия.

И вот едва только стала спускаться ночь, Даул Макан приказал зажечь все факелы в своей палатке и все фонари в парусинном проходе ее и велел принести подносы с яствами и напитками и лари, нагруженные ладаном, амброй и разными благоухающими веществами; потом он призвал эмиров Вахрамана, Рустема и Тюркаша и старшего придворного, супруга Нозхату. И когда все собрались, он приказал позвать визиря Дандана, а когда тот явился, сказал ему:

— О визирь мой, ночь уже распростерла над нашими головами свое широкое одеяние и распустила власы свои; и мы ждем лишь обещанного тобою рассказа из рассказов, чтобы насладиться им.