Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

И, говоря это, Аладдин нечаянно потер кольцо, которое надел ему на большой палец чародей, чтобы предохранить от опасностей, ожидавших его в подземелье. И не знал проклятый человек из Магриба, что именно это кольцо должно было спасти жизнь Аладдину, иначе он наверное не отдал бы его, или же поспешил бы сорвать кольцо с его пальца, или же запер бы подземелье лишь после того, как заставил бы Аладдина отдать обратно это кольцо. Но чародеи все таковы, и все похожи на брата своего, человека из Магриба: несмотря на могущество их колдовства и их проклятых знаний, они не умеют видеть последствий самых простых поступков и никогда не думают об ограждении себя от опасностей, которые предвидят обыкновенные люди. И это потому, что по своей гордости и самоуверенности они никогда не обращаются к Творцу всех созданий, и их ум остается постоянно затемненным дымом еще более густым, нежели дым их окуриваний, и глаза их закрыты повязкой, и бродят они впотьмах!

И вот когда доведенный до отчаяния Аладдин нечаянно потер кольцо, бывшее у него на большом пальце и свойства которого были ему неизвестны…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ СОРОК ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И вот когда доведенный до отчаяния Аладдин нечаянно потер кольцо, бывшее у него на большом пальце и свойства которого были ему неизвестны, внезапно встал перед ним, точно вышел из земли, огромный джинн, подобный черному негру, с головой, похожей на котел, страшным лицом и огромными, красными, сверкающими глазами; и сказал он ему голосом, подобным раскатам грома:

— Раб твой между рук твоих! Говори, чего хочешь? Я слуга кольца на земле, на воде и в воздухе!

Аладдин вовсе не отличался храбростью и страшно испугался, во всяком другом месте и при иных обстоятельствах он лишился бы чувств или удрал куда глаза глядят. Но в этом подземелье, где он уже ждал смерти от голода и жажды, вмешательство этого ужасного джинна показалось ему спасением, особенно когда услышал он вопрос его. И он нашел силы пошевелить языком и ответить:

— О великий шейх джиннов на земле, на воде и в воздухе, выведи меня поскорее из этого подземелья!

Едва успел Аладдин произнести эти слова, как земля над его головою заколебалась, раскрылась — и в один миг был он вынесен из подземелья на то самое место, где человек из Магриба разжигал костер. Джинн же исчез.

Тогда Аладдин, еще дрожавший от волнения, но счастливый тем, что вернулся под открытое небо, возблагодарил Аллаха Благодетеля, избавившего его от верной смерти и козней человека из Магриба. И посмотрел он вдаль и увидел город, окруженный садами. И поспешил он пойти по той самой дороге, по которой вел его чародей, и ни разу не оглянулся он на долину. И глубокою ночью, измученный и задыхающийся, вернулся он в дом матери своей, с тоской и тревогой ожидавшей его возвращения. И побежала она отворить ему и успела только обнять его в ту минуту, как, изнемогая от волнений, он лишился чувств.

Когда Аладдин заботами матери пришел в себя, мать дала ему выпить немного розовой воды. Потом с тоскою в душе спросила она его, как он себя чувствует. Аладдин же ответил:

— О мать моя, я голоден. Прошу тебя, дай мне поесть, я с утра ничего не ел.

И мать Аладдина поспешила принести ему все, что было в доме. И принялся он глотать с такою поспешностью, что мать, опасаясь, чтобы он не задохнулся, сказала ему:

— Не торопись, сын мой! У тебя может лопнуть горло! Если ты так спешишь для того, чтобы скорее рассказать мне то, что имеешь рассказать, то ведь у нас много времени впереди! С той минуты, как я снова увидела тебя, я уже спокойна. Но Аллаху известно, как тревожилась и тосковала я, когда ночь приближалась, а ты не возвращался! — Потом она прервала речь свою, взглянула на него и заметила: — Ах, сын мой, будь осторожен, умоляю тебя! Бери не такие большие куски!

Аладдин же, который уже поглотил все, что поставили перед ним, попросил пить, взял кувшин с водой и залпом осушил его. После этого он успокоился и сказал матери своей:

— Теперь наконец могу рассказать тебе, о мать моя, обо всем, что случилось со мною и тем человеком, которого ты почитала моим дядей и благодаря которому я был на два пальца от смерти. Ах, ты не знала, что это вовсе не дядя, не брат отца моего, а обманщик, который так ласкал и так нежно целовал меня, проклятый человек из Магриба, колдун, вероломный лжец, убийца, собака, негодяй, злой дух, которому нет подобного и среди джиннов во всем свете! Прочь от нас, лукавый! — И он прибавил: — Послушай лучше, о мать моя, что он сделал со мной! — И сказал еще: — Ах, как я рад, что вырвался из его рук!

Затем он остановился на минуту, вздохнул несколько раз и вдруг заговорил без остановки и принялся рассказывать все, что с ним случилось, от начала и до конца, не забывая ни о пощечине, ни об оскорблении, ни обо всем остальном. Но повторять все это нет надобности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания
Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания

Девятый том «Исторических записок» завершает публикацию перевода труда древнекитайского историка Сыма Цяня (145-87 гг. до н.э.) на русский язык. Том содержит заключительные 20 глав последнего раздела памятника — Ле чжуань («Жизнеописания»). Исключительный интерес представляют главы, описывающие быт и социальное устройство народов Центральной Азии, Корейского полуострова, Южного Китая (предков вьетнамцев). Поражает своей глубиной и прозорливостью гл. 129,посвященная истории бизнеса, макроэкономике и политэкономии Древнего Китая. Уникален исторический материал об интимной жизни первых ханьских императоров, содержащийся в гл. 125, истинным откровением является гл. 124,повествующая об экономической и социальной мощи повсеместно распространённых клановых криминальных структур.

Сыма Цянь

Древневосточная литература
Смятение праведных
Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни. При этом к каждой из этих глав приводится притча, которая является изумительным образцом новеллы в стихах.

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги