Тысяча и одна ночь. В 12 томах

прозрачного, превосходного вина, а в руках у джинна был табурет из черного дерева с перламутровыми и серебряными инкрустациями и две серебряные чашки. И поставил он поднос на табурет, проворно поправил то, что нужно было поправить, и скромно исчез.

Тогда Аладдин, видя, что мать его продолжает лежать в обмороке, обрызгал ей лицо розовой водой, и свежесть воды вместе с приятным запахом яств не замедлили привести в чувство бедную женщину. Аладдин же поспешил сказать ей:

— Не бойся ничего, о мать моя! Вставай и ешь! Благодарение Аллаху, здесь есть чем подкрепить твои силы и утолить наш голод, так не дадим же остыть этим превосходным кушаньям!

Когда мать Аладдина увидела серебряный поднос на красивом табурете, двенадцать золотых блюд и то, что в них было, шесть дивных хлебцев, две бутылки и две чашки и когда превосходный аромат ото всех этих превосходнейших вещей коснулся обоняния ее, она забыла об обстоятельствах, вызвавших ее обморок, и сказала Аладдину:

— О сын мой, да хранит Аллах жизнь нашего султана! Он, вероятно, узнал про нашу бедность и прислал нам этот поднос с одним из своих поваров.

Но Аладдин ответил:

— О мать моя, теперь не время спрашивать и строить предположения. Будем прежде всего есть, а потом я расскажу тебе, что случилось.

Тогда мать Аладдина села рядом с ним, широко открыв глаза от удивления и восхищения перед такими дивными вещами; и оба принялись есть с большим аппетитом. И так были они довольны, что долго сидели у подноса, не уставая пробовать прекрасно приготовленные кушанья, так что обед слился у них с ужином. Когда же они наконец закончили, то отложили остатки трапезы на завтрашний день. Мать Аладдина пошла спрятать блюда с кушаньями в кухню, но сейчас же возвратилась к Аладдину, чтобы выслушать то, что он готов был рассказать об этом великодушном подарке. И Аладдин рассказал ей, что произошло и как слуга лампы немедленно исполнил приказание.

Тогда мать Аладдина, слушавшая рассказ его с возрастающим страхом, сильно взволновалась и воскликнула:

— Ах, сын мой, заклинаю тебя молоком, которым вскормила твое младенчество, забрось подальше эту волшебную лампу и отделайся от кольца, дара проклятых джиннов! Я не вынесу вторично вида этих ужасных и отвратительных лиц и, наверное, умру! Я уже и теперь чувствую, как эти кушанья становятся мне поперек горла и душат меня! К тому же и пророк наш Мухаммед (да будет он благословен!) настоятельно советовал нам остерегаться джиннов и никогда не общаться с ними!

Аладдин же ответил:

— Слова твои дороги мне, мать моя, но, право же, не могу я бросить лампу и кольцо! Ведь кольцо оказало мне большую помощь, избавив меня от верной смерти в том подземелье, и ты сама была только что свидетельницею услуги, которую оказала нам эта лампа, столь драгоценная, что человек из Магриба не колеблясь предпринял такое дальнее путешествие только для того, чтобы найти ее. Но чтобы доставить тебе удовольствие и уважить тебя, мать моя, я спрячу лампу, и она не будет попадаться тебе на глаза и пугать тебя.

И мать Аладдина ответила:

— Делай как знаешь, сын мой. Но со своей стороны, объявляю, что не хочу иметь дело с джиннами, ни со слугой кольца, ни со слугой лампы. И желаю я, чтобы ты не говорил мне о них, что бы ни случилось.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ СОРОК ТРЕТЬЯ НОЧЬ,

она сказала:

И желаю я, чтобы ты не говорил мне о них, что бы ни случилось.

А на другой день, когда превосходные припасы иссякли, Аладдин, не желая снова подвергать испугу мать свою и теперь же прибегать к помощи лампы, взял одно из золотых блюд, спрятал под полу и вышел с намерением продать его на базаре и на вырученные деньги купить, что нужно для дома. И пошел он в лавку к одному еврею, который был хитрее самого шайтана. И, достав блюдо из-под полы, показал он его еврею, а тот взял, осмотрел, поскреб и небрежно спросил у Аладдина:

— Сколько же хочешь за него?

Аладдин же, отроду не видавший золотых блюд и вовсе не знавший цены подобному товару, ответил:

— Клянусь Аллахом, о господин мой, ты лучше меня знаешь, сколько может стоить это блюдо; я же полагаюсь на твою оценку и на твою добросовестность.

Еврей же, хорошо знавший, что блюдо это из чистого золота, сказал себе: «Вот малый, не знающий цены того, чем владеет. Превосходный барыш посылает мне сегодня благословение Авраамово».

И, выдвинув ящик, скрытый в стене его лавки, он вынул из него одну золотую монету, не составлявшую и тысячной доли стоимости блюда, и, подавая ее Аладдину, сказал:

— Вот, сын мой, это за твое блюдо! Клянусь Моисеем и Аароном! Никогда не дал бы такой суммы кому-нибудь, кроме тебя! Но это только потому, что надеюсь иметь тебя своим клиентом и на будущее!